Норман Фокс - Злые земли

Нет, она не могла сбросить со счетов такую возможность, как ни пыталась повернуть ход своих рассуждений. Ну почему ей не вспомнилась эта ссора между Клемом и Адди сегодня пораньше? Тогда она сказала бы Фруму, что они упоминали имя Джека Айвза. Она бы заставила Фрума понять, что Клема может ждать опасность — неважно, парламентер он или нет. Но теперь, когда в памяти ее вновь звучали рыдания Адди, она вдруг подумала о самой отвратительной возможности. А что, если были два человека, которые тайно посещали Адди? А что, если один из них отправил Клема в бедленды, а другой поджидает его там?

Она затрясла головой. Это безумие! Безумие!

И тут же подняла конька в галоп и скакала, пока он не начал задыхаться. Тогда она пустила его шагом. Ее как будто сжигала лихорадка, какая-то глубоко скрытая внутренняя боль. Она оглянулась назад, чтобы оценить расстояние, которое преодолела, пока неслась, ничего не видя вокруг; школа уже скрылась из виду. Вокруг раскинулись просторы прерии; а впереди лежали бедленды…

Господи, какая же она была дура, когда решила, что сможет найти Латчера в этих перевернутых вверх ногами местах! Ею овладел страх — и мысленно она позвала Джесса; конечно, надо было поехать на ранчо и взять его с собой. Но Чарли Фуллер говорил что-то такое… насчет того, что на вновь доставленном скоте надо менять старые клейма; и вроде бы Джесс выехал на пастбища, чтобы этим заняться…

Она гнала коня, пока тени выветренных скал и мрачных обрывов не опустились на нее всей тяжестью.

Она предполагала, что Латчер направился к Замковой Излучине. Говорили, что хижина на старом дровяном складе не сгорела в тот день, когда Фрум напал на бедлендеров. У нее было лишь смутное представление о том, где находится Замковая Излучина; некоторые из ее учеников жили на окраинах бедлендов, и она разговаривала с ними об этом разок-другой… Оставалось только ехать дальше. Надежда ее угасала вместе с дневным светом, а отчаяние все росло.

Ее трясло. Временами она останавливалась и слушала — не стукнет ли о камень подкова; а один раз сложила ладони рупором и начала звать Клема по имени — пока эхо не подхватило звуки, передразнивая ее. Насколько опередил ее Клем? На два часа? На три? Может быть, он уже выполнил свое задание и возвращается домой?

Сюда, на дно каньонов, вечер опускается рано. Сумерки сгущались, темнота окутывала ее, и она ощутила страх. Понукая коня, она въехала на гребень возвышенности и направилась вдоль него. Оказалось, что, выбравшись наверх, она выиграла полный час дневного света. Кроме того, ее взгляду открылась прерия. Лучи заходящего солнца скользили вдоль земли, и повсюду трава стала золотой, почти зеленой, как будто на старых стеблях вновь распустились весенние листочки. А потом свет медленно потускнел; трава стала серой и потеряла блеск; и ее настроение, поднявшееся ненадолго, вновь упало.

Она ехала вдоль гребня, пока не нашла место, где можно было легко перебраться на другой гребень, но теперь к ней уже подбиралась ночная тьма.

А потом, поглядев вниз, она заметила что-то движущееся.

Волк? Это была всего лишь тень в затененном месте; она казалась слишком маленькой, чтобы быть лошадью и всадником. Но это действительно был человек на коне; всмотревшись, она убедилась в этом. Она снова поднесла руки ко рту и позвала. И только потом спохватилась — не сделала ли ошибку. Что, если это не Клем, а какой-то другой одинокий всадник, может быть, из тех, кто скрывается в этой пустынной местности? Ну почему она не взяла револьвер, который держала при себе в школе по настоянию Джесса? Но она и представить себе не могла, что наберётся духу направить револьвер на человека — а тем более нажать спусковой крючок.

Но тут до нее донесся ответный крик, ослабленный расстоянием — пока его не усилило эхо. Голос Клема! Она закричала:

— Подождите! Подождите, Клем! — и поехала быстрее.

В этот день Лаудон наконец принял решение. Необходимо поговорить с Фрумом. Не так, как он разговаривал с ним несколько дней назад, когда докладывал о результатах поездки, как работник хозяину, а иначе — как мужчина с мужчиной. Он должен рассказать Фруму обо всем, что случилось в Майлс-Сити, и ясно объяснить, что конфликт между Айдахо-Джеком Айвзом и Джессом Лаудоном имеет чисто личный характер и не может служить причиной для большой облавы.

Последние несколько дней он провел в прерии с командой, набранной, чтобы переклеймить новое стадо. Эту работу надо было выполнить до того, как стадо будет рассеяно. Позже дел будет выше головы и без этого — придет время объездов. Фрум сказал ему, чтоб он отдохнул первую ночь после возвращения — за клеймением присмотрит Грейди Джоунз. Но Лаудон отрицательно покачал головой. Что толку пролеживать бока в спальном бараке? Все равно это не избавит от заботы, которая грызет его. Лучше работать. Так можно хоть перестать считать дни и думать о том, что с каждым днем надвигается все ближе… Суббота сегодня, что ли?

Такой же день, как обычно: потеешь у костра, где калятся клейма, слышишь мычание скота, видишь, как пастух бросает лассо, и губы у него шевелятся — ругается, что промедлил и упустил момент. Эта бригада вязала бычков: бычка арканят, валят на землю, стягивают веревкой голову и заднюю ногу, а потом другой работник, схватив за хвост, придавит его к земле и будет удерживать, пока раскаленное железо не прижмется к шкуре и выжжет на ней длинную девятку, свежую и аккуратную. Лаудон подменял людей, пока они курили или пили кофе. Заклеймить три тысячи голов скота — дело нелегкое, даже если в костре разогреваются двенадцать клейм, а вокруг полно лошадей, людей и веревок…

Конечно, весь этот шум-гам и жара хорошо отвлекают — и все же Лаудон не мог избавиться от беспокойства.

Чтоб его черти взяли, этого Джека Айвза с его быстрым револьвером! Да и Маквей хорош, сунулся под пулю, вовсе ему не предназначенную!

Вся эта история напомнила Лаудону снежный буран, который пришлось ему как-то видеть. Это было в горах южной Монтаны, где он скитался с Айком Никобаром и Джо Максуином пару зим назад. Они сидели на вершине холма и. глядели на открытый простор, где плавными волнами вздымались холмы — все дальше и дальше, пока не исчезали в чистой синеве поднимающейся к горизонту прерии. И, пока они там сидели, над горами собралась снежная буря. Тучи укрыли под собой горные пики, как будто опустили занавес на них. Да так оно и было — серый, седой занавес. Потом надвинулась снежная стена, отгородив первые предгорья, а потом — склон равнины, уходящей от предгорий, а потом и всю близлежащую местность… Он наблюдал, как надвигается буран — гребень за гребнем, долина за долиной. И внезапно понял, что стоит на пути у чего-то неуловимого и неудержимого.