Макс Брэнд - Улыбка сорвиголовы

Ему пришлось перевалить горный хребет и обогнуть долину, пока наконец впереди не показались развалины ранчо. Но Хочкисса там не оказалось. Кадиган удобно расположился в старой лачуге и стал терпеливо ждать. На вторую ночь что-то заставило его проснуться. Денни сел, завернувшись в одеяло, и увидел Кэла. Тот сидел рядом, его худое некрасивое лицо неясно вырисовывалось в свете огонька сигареты.

— Вот ты и объявился наконец, — сказал Кэл Хочкисс.

— Я думал пошататься тут неподалеку.

— Что ж, — продолжал Хочкисс, — ты стал святым с тех пор, как я в последний раз тебя видел. О чем ты думал, когда спасал молодую крысу вместо того, чтобы отстрелить ей голову?

— У меня появилась одна идея, но она не совсем сработала.

— Ты надеялся, что они тебя простят и украсят твою грудь медалью? А они этого не сделали?

— Верно.

— Итак, ты вернулся к старине Кэлу узнать, что происходит?

— Да.

— Хорошо, сынок. Поговорим. Мне вовсе не нужно, чтобы ты стал таким же плохим, как я сам в молодости. Всегда приятно пообщаться с хорошим человеком. Чего ты хочешь от меня?

— Имена тех, кто ограбил поезд, налет на который повесили на меня.

— Так ты этого не делал?

— Нет.

— Ладно, ты получишь все сведения.

— Вы не можете назвать мне имена?

— Я не говорил, что не могу. Я их просто не знаю сейчас. Но через пару дней, вполне возможно, их раздобуду. Тебе это действительно нужно?

— Очень.

— Как рассчитаешься?

— Деньги?

— Нет, конечно. Я имею в виду другое. Один молодой джентльмен вот уже некоторое время меня преследует. Этот шантажист — настоящая подлая, ядовитая змея. Я хочу от него избавиться. Что скажешь, Кадиган?

— Он обманщик?

— Хуже не бывает.

— Я попробую, — кивнул Денни.

— Но, Кадиган, я имею в виду, что его надо убить!

— Почему нет, если он подлец?

— Это Хью Фернес.

Упоминания этого имени оказалось вполне достаточно. Молва о крысиных повадках Хью Фернеса разошлась далеко. Вся жизнь этого ублюдка состояла из цепочки мерзких злодеяний. До сих пор его спасала отчасти собственная злоба и коварство, а отчасти то, что люди брезговали его трогать. Фернес сочетал в себе опасность гремучей змеи и осторожность, койота. Кадиган вздрогнул при одной мысли об этом подлеце.

— У Фернеса кое-что есть на меня, — сообщил Хочкисс. — Я не хочу, чтобы он разнес это по белу свету. Вот он и пьет из меня кровь. Теперь я должен от него избавиться. Надоело быть дойной коровой. Кадиган, сделаешь это для меня?

— Да! Где мне его найти?

— У старого Барнета. Знаешь, где это?

— Там, где в прошлом году Сим Барнет убил своего дядю?

— Именно. Они с Фернесом друзья.

Кадиган встал.

— Если ты убьешь его, не боишься, что я тебя обману?

— Рискну, пожалуй. Вашего слова мне достаточно, Кэл.

Перевалило за полночь. Ледяной ветер сдувал снег. Вся встреча продолжалась всего пять минут. Но Кадиган принял решение, ему показали направление, а времени на выжидание не оставалось. И вот он уже поскакал на дрожавшей от мороза лошади. Барни бежал рядом.

Только однажды Кадиган побывал у Сима Барнета, но отметил про себя, что это место столь же запоминающееся, как уродливое лицо. Такое невозможно забыть. Маленький дом, с которого солнце давно слизало всю краску, расположился между болотом и холмом, словно пытаясь найти защиту под его склоном. Впрочем, явно неудачно. Домик покосился набок, совсем как живое существо, сжавшееся от удара, или трус, спасающийся бегством.

Возле лачуги не росли трава и кусты, не зеленело даже одинокого прутика. Говорили, что во всем виноват Сим Барнет, выходивший за дровами прямо под собственные окна. Это и привело к тому, что всякая уважающая себя растительность отказалась пускать корни в столь неприветливом месте. Другие утверждали, что пустырь сделан специально, так как Сим Барнет очень любил заранее знать о приближении гостей, хотя никто не помнил, чтобы старик выходил навстречу или бросался на шею кому-либо. Ни для кого Сим не закалывал жирного тельца, единственное исключение представлял его старый товарищ по злодеяниям — Хью Фернес.

Во всяком случае, приблизившись к обиталищу Сима, Кадиган почувствовал огромное отвращение к нему, словно к заразной болячке, а мгновением позже, когда увидел дом, отвращение превратилось в дрожь омерзения. А ведь лачуга выглядела сейчас значительно менее ужасно, чем летом. Болото, превратившееся в красноватое месиво из опавших листьев и позеленевшей воды, покрылось тонким слоем льда. Мертвые камыши торчали из замерзшей воды, словно волоски давно не бритой щетины.

Многочисленные пристройки надежно укрывали дом от зимних ветров. Позади лачуг стоял старый сарай, немало испытавший за долгую жизнь. Он почти обвалился — северный край напоминал мусорную свалку, хотя южный все еще держался, угрожая рухнуть в любой момент. Часть стены отсутствовала вовсе. Наверняка ее разобрали на дрова, и ленивый Сим Барнет смотрел на разрушение сарая как на божье благословение — настоящее счастье, свалившееся с неба.

Когда Кадиган остановился перед домом, настроение его было самым что ни на есть скверным. Чем ближе подходил Денни, тем меньше гостеприимства оставалось в проклятом месте. В окнах, неряшливо забитых досками, кое-где торчали осколки стекла, а в других случаях жилец устранил сквозняки при помощи тряпья. Кадигану захотелось поднести к лачуге спичку, оставив внутри всех ее обитателей, лишь бы не заходить внутрь.

Но Денни пришлось слезть с коня и бросить поводья. Барни немедленно на них улегся. Пес всегда таким образом охранял лошадь в отсутствие хозяина. Даже джентльмен, вооруженный до зубов, вряд ли послужил бы лучшей защитой.

Обеспечив себе отступление, Кадиган подошел к двери и постучал. Он настойчиво повторил это несколько раз, но дверь упорно не желала открываться. Наконец Денни отступил назад, поднял голову и увидел, что первое впечатление вовсе не обмануло его: струйка дыма поднималась в серое зимнее небо из трубы, торчавшей словно сжатый кулак из пробитой задней стены лачуги.

Кадиган вернулся и колотил рукояткой револьвера до тех пор, пока дверь внезапно не распахнулась и не появился Хью Фернес собственной персоной. Лицо мерзавца искажала гримаса бешеной злобы.

— Ты, бродяга! — завопил он. — Хочешь разрушить дом?

— А ты чего, оглох, крыса? — холодно спросил Кадиган и немного отступил, потому что не хотел стоять рядом с Фернесом. — Я стучу черт знает сколько, тебе что, уши заложило? И где Сим Барнет? Он мне нужен.

— Сим уехал. А какой дьявол принес тебя сюда?

— Кэл Хочкисс, — отрезал Кадиган.

Темное лицо Фернеса на мгновение просветлело. Он вышел на крыльцо, моргая и ежась от леденящего ветра. Если бы Фернес выпрямился во весь рост, в нем оказалось бы шесть футов и три или четыре дюйма, но бандит постоянно сутулился, словно позвоночник не мог выдержать веса столь длинного и узкого тела. Кожа на лице цветом напоминала желтую грязь — жирную желтую грязь. Верхнюю губу украшали жидкие длинные усы, торчавшие словно проволока. Только две черты казались молодыми в Фернесе: хитрые маленькие черные глазки, острые и подвижные, как у крысы, и длинные костлявые руки. Глаза — чтобы видеть, а руки — чтобы схватить и разорвать. Трудно представить, что Бог создал такую невероятную карикатуру на человека.