Элмер Келтон - Длинный путь, трудный путь

— Я просто сказал Уиллеру, что уже проверил фургон и он может уходить.

Оверстрит мгновенно догадался, в чем дело.

— Что ты прячешь в этом фургоне, Хатчет?

Пятна краски проступили на впалых щеках Хатчета сквозь слой пыли.

— Ничего, лейтенант. Я просто сказал, что здесь все в порядке, и я не люблю, когда меня считают лжецом.

Оверстрит, облизнув внезапно пересохшие губы, шагнул вперед.

— Отойди в сторону, Хатчет. Я сам проверю этот фургон.

Хатчет схватил его за плечо и дернул назад, но лейтенант успел увидеть маленькую черную шкатулку, втиснутую между двумя ящиками с винтовками. Его окатила жаркая волна гнева.

— Значит, ты снова прокрался в комнату девушки и украл ее шкатулку с драгоценностями!

Хатчет молниеносно, словно заяц, юркнул в фургон и схватил шкатулку. Когда он выпрыгнул обратно, правая рука его лежала на рукоятке пристегнутого к поясу пистолета.

— Это мое, Оверстрит! Я оставлю шкатулку себе, даже если придется взорвать эти фургоны и отправить тебя в Царствие Небесное.

Оверстрит ощутил прилив страха, но он не мог позволить себе показать это. Шагнув вперед, лейтенант сказал нарочито ровным голосом:

— Ты знаешь, что не сможешь выстрелить в меня, Хатчет. Тебя поставят к стенке или повесят. Оставь в покое пистолет и отдай мне шкатулку.

В водянистых глазах солдата отразилась неуверенность. Оверстрит попытался использовать это преимущество и прыгнул к Хатчету. Воришка метнулся в сторону, на ходу доставая пистолет из кобуры и направляя его на Оверстрита. Лейтенант мгновенно остановился, сердце его бешено колотилось. Но Хатчет колебался, и Оверстрит понял, что этот человек не собирается стрелять.

Он схватился за дуло, грубо вырвал пистолет из пальцев Хатчета и швырнул в сторону. В глазах воришки полыхнула внезапная ярость, смешанная с отчаянием. Взревев, словно дикий зверь, Хатчет бросился к Оверстриту. Споткнувшись, он уронил шкатулку. Белые жемчужины засверкали на каменистой земле, кольцо, блеснув на солнце, укатилось под камень.

Бросок Хатчета вывел лейтенанта из равновесия. Он упал на спину, от удара перехватило дыхание. В мгновение ока Хатчет оказался сверху, и обрушил кулак в лицо лейтенанта. Оверстрит сбросил его, перекатился в сторону и потянулся к ногам противника. Он едва успел увернуться, когда Хатчет швырнул в него увесистый камень.

Лейтенант попытался напасть снова — повернувшись так резко, что, казалось, захрустели кости, он ударил Хатчета под дых. Тот согнулся пополам и взвыл от боли, но тут же выпрямился и неожиданно резким движением ударил Оверстрита в висок. Лейтенант споткнулся, заморгал, пытаясь избавиться от вспышек, взрывающихся у него перед глазами. Хатчет снова ударил его, и он отлетел назад к колесу фургона.

В следующее мгновение Оверстрит собрался с силами и бросился вперед. На полному ходу он врезался в Хатчета, тот споткнулся, закачался, и лейтенант, воспользовавшись растерянностью противника, начал наносить ему сильные удары в лицо и живот. Ярость двигала его кулаками, он колотил, крушил, дробил, пока Хатчет не согнулся пополам и не рухнул ничком на землю.

Оверстрит стоял, тяжело дыша, сжимая кулаки так крепко, что ногти вонзились в кожу. Он вытер пот с лица и увидел, как на серой ткани рукава расплывается красное пятно.

— Унеси этот пистолет, Уиллер, — сказал он наконец. — И проследи, чтобы больше он его не получил.

Лейтенант секунду помедлил, глядя, как Линда Шафтер бережно собирает драгоценности и складывает их в шкатулку. Их глаза встретились, затем девушка отвела взгляд, и на щеках ее заиграл румянец. Оверстрит сплюнул, шатаясь, подошел к лошади и нащупал свисавшую с седла фляжку. Смочив горло, он прислонился к лошади и огляделся, чувствуя на себе множество взглядов.

— Уведи их всех, — резко сказал лейтенант Уиллеру. — Они и так уже видели слишком много.

Он налил воду в ладонь и попытался умыть лицо, но вода просочилась сквозь разбитые пальцы. В голову словно забивали молотом гвозди. Оверстрит сел на землю и, закрыв глаза, приложил мокрую руку ко лбу.

Секундой позже он услышал звяканье крышки фляжки и почувствовал успокаивающее прикосновение влажной ткани к горящему лицу. Подняв глаза, лейтенант увидел Линду Шафтер — склонившись над ним, она бережно обтирала лицо смоченным водой носовым платком. Прикосновение ее пальцев к щекам вызвало у Оверстрита внезапное чувство спокойствия. Он смотрел на девушку, почти забыв про боль, дав волю своим мыслям.

— Я ведь ваша должница, — сказала она, отвечая на немой вопрос в его глазах. — После того, что вы так дрались за меня…

Лейтенант покачал головой.

— Этот бой начался задолго до того, как мы встретили вас. — Он дернулся, когда ткань коснулась раны на щеке.

— Я не хотела сделать вам больно, — извиняющимся тоном сказала девушка. Ее темные глаза встретились с глазами Оверстрита.

— Не хотели? — тихо спросил он. — А следовало бы, после всех неприятностей, которые я вам доставил.

Она не ответила. Закончив умывать его лицо, Линда повернулась и пошла обратно к своему фургону. Оверстрит наблюдал за ней, полностью отдавшись охватившей его теплой волне возбуждения.

Обоз продолжал двигаться, пока не опустилась темнота, и снова тронулся в путь, когда восход окрасил в красноватые тона небо на востоке. Часы медленно тянулись один за другим, лейтенант по-прежнему то и дело останавливался и вглядывался назад через плечо. Однако он уже не столько обшаривал взглядом тянувшийся за обозом извилистый черный след, сколько наблюдал за стройной гибкой фигурой Линды Шафтер, сидевшей на своем месте рядом с одетым в голубую форму погонщиком или стоявшей на коленях в задней части фургона у лежанки Сэмми Мак-Гаффина.

Позже, около полудня, далекая вспышка света на одной из горных вершин слева внезапно привлекла его внимание. Оверстрит резко натянул вожжи и стал всматриваться. Вспышка повторилась. Он обернулся и увидел ответную вспышку позади. Лейтенанта охватил ужас.

Уиллер, пришпоривая лошадь, подскочил к нему, указывая пальцем на горы.

— Да, капрал, — кивнул Оверстрит, справившись с потрясением. — Я видел.

— Как вы думаете, что они означают?

Оверстрит прикусил губу.

— Они могут не означать ничего, а могут означать все. Боюсь, все это значит, что теперь нам придется опасаться не только янки. — Он помолчал, угрюмо глядя вперед. — И только Господь знает, как далеко еще до форта Блисс.

Усталость тяжелым грузом легла ему на плечи. Глаза жгло от недосыпания. Все кости ныли после вчерашней драки. Лейтенант наблюдал за медленным вращением колес фургонов — Господи Иисусе, как медленно! — металлические ободья оставляли глубокие борозды там, где земля была достаточно мягкой. Затем он окинул мрачным взглядом цепь холмов на востоке, выискивая зеркальные вспышки, дымовой сигнал, любой признак индейцев. Проблеск надежды вспыхивал в нем каждый раз, когда он смотрел и ничего не видел. Но надежду эта гасило воспоминание о совете, который много лет назад дал ему старый капитан рейнджеров: «Нужно тревожиться, когда ты видишь индейцев, и тревожиться вдвойне, когда не видишь».