Макс Брэнд - Пастырь пустыни

— Ты что, считаешь Рыжего трусом? — резко спросила девушка.

— Рыжего? Не! Он не трус. И стрелять умеет. Но важно то, что мода теперь другая. Джентльмен с пистолетом, которым он собирается воспользоваться, считает, что должен написать книгу о своих намерениях, прежде чем спускать курок. В старые времена не тратили время на представление. Да, те времена уж не вернутся…

Выслушав его, священник серьезно спросил:

— Может быть такое, что заместитель шерифа присутствовал на линчевании в ту ночь?

— Ну а почему нет?

— Почему нет? Представитель закона…

— Старина Коннорс сделал ужасную ошибку, когда назначил Дика на эту должность. В чем-то Дик совсем неплох. Но у него в башке сидит идея, что закон для него полезнее, чем для остального народа. Он ненавидел Чака. И я думаю, что он присутствовал при повешении. Поэтому Рыжий и бесится. Он любил Чака. Хорошим парнем был этот Чак Лэйн!

— Вы знали его? — спросил священник с некоторой поспешностью.

— Спроси, знал ли я себя! Конечно, я знал его!

— Он был азартный игрок — и конокрад?

— Это был легкомысленный поступок — украсть лошадь. Уверен, что прибыв на место, он наверняка послал бы деньги в уплату за эту кобылу — как только они у него появились бы. Надо судить людей в соответствии с их взглядами, а не в соответствии со своими, молодой человек!

Так сказал мистер Васа, с великой уверенностью человека, который достаточно пожил на этом свете и многое о нем знает.

— Это зверство — линчевать человека, независимо от того, насколько он виновен, — заявил Ингрэм.

— Эй, погоди! — воскликнул кузнец. — Дело в том, что в наших краях катастрофически не хватает организованной системы закона. И я не виню тех ребят, которые повесили Чака. Конокрадство надо было остановить!

Такая двуличная симпатия со стороны мистера Васы поразила Ингрэма; он погрузился в молчание.

— Что-то ты похудел, как мне кажется, — продолжал Васа ничуть не бывало. — Расскажи, как тебе живется в нашем городе. Поди-ка в дом, Асти, будь добра. Мне нужно поговорить с Ингрэмом.

Астрид встала, улыбнувшись гостю, и медленно пошла к дому.

— Приятная у нее улыбка, а? — довольно неожиданно начал свою речь кузнец.

— Да, — задумчиво сказал Ингрэм. — Да, — повторил он, словно прокрутив в голове этот вопрос и вполне согласившись, — да, у нее чудесная улыбка. Она… она отличная девушка, по-моему.

— Хорошенькая малышка, — согласился ее отец, зевая. — Но не такая уж и отличная. Нет, не такая отличная, как ты думаешь. И пальцем бы не прикоснулась к домашней работе, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Понимаешь?

— О! — сказал Ингрэм, смутно чувствуя себя оскорбленным такой откровенностью.

— И она обожает тратить деньги. Взгляни хотя бы на ее пони. Взял ее с собой на торги Мак-Кормика, чтобы посмотреть все стадо. Ничего ей не подходило. «Я возьму вот эту бурую лошадку, папа», — говорит она наконец. «Эй, Асти, — говорю я, — не глупи. Эта бурая лошадка — скакун, кровей более древних, чем чертовы английские рыцари. Это точно!» — «Пусть», — говорит она, и поводит плечиком. «Взгляни, вот отличная гнедая лошадь, — говорю я. — Тихая, толковая кобылка. Полукровка. Сильная, ни одного недостатка. Наверняка хорошего нрава. В узде ходит, как шелковая. Взбирается в гору, как мул. Долго может идти без воды, что твой верблюд. Так вот, Асти, как ты посмотришь на то, чтобы я купил тебе эту лошадку… и разве она не красавица к тому же?» — «Мне она не нужна, — говорит она. — Эта лошадь подойдет для косоглазой Мэйм Лукас!» — «Асти, — говорю я, — что ты собираешься делать с лошадью, которая перебросит тебе через голову в ту же секунду, как ты сядешь в седло?» — «Снова заберусь в седло», — говорит она. «Чушь!» — говорю я. «Сам ты чушь!» — говорит она. Это взбесило меня, и я купил эту чертову бурую лошадь. Догадайся, за сколько? За одиннадцать сотен железных монет! Да, сэр! «А теперь ты поедешь на ней домой!» — говорю я в надежде, что конь свернет ей шею. Он старался, как мог, но эта девчонка сделана из каучука. Сбрасывал ее пять раз по дороге домой, и полгорода гонялось за тем конем, чтобы вернуть его Асти. Но она таки проехала на нем всю дорогу до дома, а потом три дня лежала в постели. Зато теперь он ест у нее из рук. Не подумал бы, что она такая настырная, а?

— Нет, — согласился священник в изумлении. — Не подумал бы!

— Никто не подумал бы, — сказал кузнец, — с виду — такая неженка. Но я говорю тебе правду. Ох, и дорого же обходится эта малышка! Если в витрине магазина выставлены десять пар туфель, она с закрытыми глазами выберет самую дорогую пару. У нее чутье на это, говорю тебе!

Ингрэм улыбнулся.

— Ты, наверное, думаешь, что она изменится, — сказал кузнец. — Но она не изменится. Это у нее в крови. Хотя Бог знает, откуда она это взяла. Ее мамаша никогда не была расточительной женщиной.

Одним движением сильных пальцев он свернул сигарету и чиркнул спичкой об колено. Множество бледных полосок на ткани брюк свидетельствовали о том, что он не первый раз прибегает к такому способу.

— Это я все не просто так говорю, — объявил он. — Веду кой к чему. Догадываешься, к чему?

— Нет, — сказал Ингрэм. — Я правда не догадываюсь, что у вас на уме.

— Так я и думал, — сказал Васа. — Некоторые из вас, умников, не могут понять намек пятилетнего ребенка. В общем, вот что я хочу знать: как далеко вы с сестренкой зашли?

— Зашли? — озадаченно переспросил Ингрэм.

— На чем вы пока остановились? Как она тебя зовет? Она уже называет тебя «милый»?

Мистер Ингрэм в изумлении уставился на него.

— Она уже берет тебя за руку? — продолжал допрос Васа.

Кровь древних предков застыла в жилах Ингрэма.

— Она частенько ведет себя так с парнями, — сказал кузнец. — По-моему, двое или трое даже удостоились ее поцелуя. Точно не знаю, но думаю, что не больше трех. Она такая мягкая и вкрадчивая. Но человек она хороший — в трудную минуту из всех людей я бы доверился Асти. Ну, так как обстоят у вас дела? Ты немного влюблен в нее? Или сильно влюблен?

Ингрэм начал краснеть. Отчасти из-за растерянности, отчасти от злости.

— Я испытываю к Асти, — сказал он с расстановкой, — исключительно братские чувства…

— Черт! — сорвалось с толстых губ мистера Васы. — Что за чушь ты несешь?

Услышав это, Ингрэм едва заметно прищурил глаза и слегка отодвинулся назад. В прежние времена это выражение в глазах Ингрэма заставляло вздрогнуть не одного дюжего футболиста из команды противника. Но кузнец выдержал этот взгляд со спокойствием человека, который носит при себе пистолет и знает, как им пользоваться. А еще носит на себе сто тридцать фунтов мускулов — и тоже знает, как ими пользоваться.

— Нечего обдавать меня такими холодными взглядами, дружок, — продолжал он. — Я намерен выяснить, на каком вы с Асти этапе. Говори же наконец!