Уилбур Смит - Пылающий берег

— Нет-нет! — Лотар отмахнулся от предложения. Это существо с лицом трупа и его смердящее судно вызывали в нем отвращение и тошноту. — Вы были очень добры. Я должен отправиться на берег и присматривать за погрузкой. Этим черномазым нельзя доверять. Ленивые собаки и врожденные воры, все как один. Они понимают только кнут и понукания.

Лотар взбежал по трапу и на мостике рубки жадно втянул в легкие желанную прохладу ночного воздуха. Командир субмарины последовал за ним наверх.

— Герр де ла Рей, очень важно, чтобы мы завершили заправку и погрузку боеприпасов до рассвета: вы ведь понимаете, насколько уязвимы мы здесь, насколько беспомощны оказались бы мы, пойманные в ловушку у берега, с открытыми люками и пустыми цистернами?

— Вот если бы вы могли послать на берег часть ваших матросов помочь с погрузкой…

Командир субмарины колебался. Отправка членов экипажа на берег сделала бы лодку еще более уязвимой. Он быстро взвесил. На войне все подобно ходам игрока в кости — риск против вознаграждения, а ставки — смерть и слава.

— Я пошлю с вами на берег двадцать человек. — Он принял решение в течение нескольких секунд, и Лотар, понявший его затруднение, кивнул с вынужденным восхищением.

Им нужен был свет. Лотар сложил из прибитых к берегу обломков дерева костер, но замаскировал его со стороны моря, полагаясь еще и на то, что нависшие облака тумана скроют их от любых рыщущих английских военных кораблей. При рассеянном свете они вновь и вновь нагружали лихтеры и на веслах выводили их к субмарине. Как только «барабан» с дизельным топливом через воронку опустошался в цистерны, он тут же продырявливался, выбрасывался за борт и тонул, опускаясь в заросли водорослей. Постепенно длинное стройное судно оседало все ниже и ниже.

Было уже четыре часа утра, а топливные цистерны еще не наполнились до краев. Стоя на мостике, командир подлодки беспокоился и кипел от раздражения, каждые несколько секунд поглядывал в сторону земли, где нежеланный рассвет выделял острый, как нож, край темной гряды дюн, а потом снова вниз, на приближающийся лихтер с осторожно уложенной длинной поблескивающей торпедой.

— Быстрее! — Кохлер перегибался через перила ограждения рубки, погоняя своих людей, когда они прилаживали стропы вокруг чудовищного оружия, осторожно поднимали груз на натянувшихся канатах и переносили его на борт. Второй лихтер со своей смертоносной ношей уже стоял рядом. Пока торпеду аккуратно опускали в передний люк и подавали в пустой торпедный аппарат под палубой, первый лихтер, борясь с течением, уже шел назад к берегу.

Быстро светлело, усилия экипажа и чернокожих партизан стали отчаянными, превозмогая усталость, изо всех сил они старались завершить погрузку, прежде чем наступивший день откроет их врагу.

Лотар выехал с последней торпедой, небрежно сидя верхом на ее блестящей спине, словно на своем арабском скакуне. Командир, наблюдая за ним на рассвете, обнаружил, что еще свирепее возмущается и ненавидит его за то, что он высок, позолочен солнцем и красив. Ненавидит за небрежное высокомерие, за страусиные перья на шляпе и золотые кудри до плеч, но больше всего — за то, что сейчас Лотар ускачет в пустыню и оставит ему только одну возможность: снова спуститься в холодные и смертельно опасные воды.

— Капитан, — Лотар выбрался из лихтера и вскарабкался по трапу на мостик боевой рубки, его красивое лицо светилось от возбуждения, — один из моих людей только что прискакал в лагерь. Он добирался из Окахандьи пять дней и привез новости. Великолепные новости!

Кохлер попытался сделать так, чтобы волнение Лотара не заразило и его самого, но руки начали дрожать по мере того, как тот продолжал.

— Помощник портового инспектора в Кейптауне — один из наших. Они ожидают, что английский тяжелый линейный крейсер «Инфлексибл» через восемь дней прибудет в Кейптаун. Он покинул Гибралтар пятого числа и идет прямо туда.

Подводник нырнул в люк, Лотар, подавив отвращение, последовал за ним вниз по стальному трапу. Кохлер уже нетерпеливо склонился над штурманским столиком с измерительным циркулем в руках, забрасывая вопросами своего штурмана.

— Дайте мне крейсерскую скорость линейных крейсеров противника!

Штурман быстро пролистал папки разведданных.

— Расчетная скорость двадцать два узла при двухстах шестидесяти оборотах, командир.

— Ха! — Кохлер мелом наносил приблизительный курс от Гибралтара вдоль западного побережья африканского континента, вокруг огромного выступа и дальше, к мысу Доброй Надежды.

— Ха! — снова произнес он, на этот раз с наслаждением. — Мы можем быть на боевой позиции к восемнадцати ноль-ноль сегодня, если отплывем через час, «Инфлексибл» к тому времени просто не успеет пройти мимо.

Кохлер поднял голову от карты и оглядел столпившихся вокруг офицеров.

— Английский линейный крейсер, господа, но не обычный крейсер. «Ифлексибл» тот самый корабль, что потопил «Шарнхорст» у Фолклендских островов. Трофей! Да еще какой трофей для нас! И мы принесем его кайзеру и Das Vaterland! [118]

Если не считать двух впередсмотрящих, на мостике субмарины У-32 командир Курт Кохлер стоял один и ежился от холодного морского тумана, несмотря на плотный белый свитер с круглым горлом, который надел под синюю тужурку.

— Запустить дизель, подготовиться к погружению! — Он нагнулся над переговорной трубой, и тут же лейтенант как эхо подтвердил его команду.

— Есть запустить дизель, подготовиться к погружению.

Палуба задрожала под ногами Кохлера, и дизельный выхлоп вырвался у него над головой. От масляной вони сгоревшей солярки ноздри Курта расширились.

— Корабль готов к погружению! — подтвердил голос лейтенанта, и командир почувствовал, что с плеч свалилась тяжелейшая ноша. Как он волновался все эти полные беспомощности и уязвимости часы заправки и погрузки боеприпасов! Однако все позади — опять корабль под ногами ожил, весь в его распоряжении, и чувство облегчения приободрило, несмотря на усталость.

— Скорость семь узлов. Новый курс двести семьдесят градусов. — В то время как повторяли приказ, сдвинул фуражку с украшенным золотым шнуром козырьком на затылок и направил бинокль в сторону суши.

Тяжелые деревянные лихтеры уже волоком перетащили и спрятали среди дюн; на песке остались только следы от их килей. На берегу не было никого, кроме одинокой фигуры всадника на лошади.

Кохлер смотрел на него, а Лотар де ла Рей сорвал широкополую шляпу со своей меднокудрой головы, и страусиные перья заколыхались, когда он помахал ею. Капитан поднял в приветствии правую руку, и всадник умчался, все еще размахивая шляпой, галопом влетел в сплошные заросли тростника, что закрывал долину меж двух высоко вздымавшихся дюн. Встревоженная туча многокрасочных водоплавающих птиц поднялась с поверхности лагуны и закружилась над грозными дюнами, а лошадь и наездник исчезли.