Уилбур Смит - Птица солнца

Ланнон покачал головой.

— Зачем ты это сделал? Птицы выклевали твой мозг, что ты забрался под землю?

В одной из шахт жилу выработали до уровня подземной воды. Ниже работать было невозможно, поскольку никто не мог придумать, как убрать воду из забоя. Рабы ведрами отчерпывали ее, но редко могли углубить забой больше чем на несколько дюймов. Шахту следовало возвратить Астарте, матери земли и луны. Она проявила щедрость и должна получить ответный дар.

Ланнон по праву царя сам отобрал вестников, посовещавшись с надсмотрщиками и решив, что пятнадцать рабов не станут серьезной потерей рабочей силы. Боги не заботятся о качестве предлагаемых вестников. Для них любая жизнь — жизнь и потому приемлема.

Сердце Хая разрывалось, когда рабов повели в разработки в последний раз. На них были символические цепи жертвоприношения, и они шли, спотыкаясь и кашляя — обычная болезнь шахтеров.

Хай поручил одному из жрецов присмотр за отправкой вестников, и когда его помощник вернулся из черной глубины, Хай провозгласил хвалу Астарте. После этого началось заполнение шахты. Оно продлится много недель, ведь необходимо вернуть в шахту большое количество отработанной руды.

Заполнение необходимо, чтобы умиротворить мать-землю и дать ей возможность производить новое золото.

Азиру объяснил:

— Это щедрая земля, пригодная для произрастания золота. Мы вернем руду под землю, и под действием солнца со временем тут вырастет новый драгоценный металл.

— Вся жизнь принадлежит Баалу, — ритуальной фразой отозвался Хай.

— Дети наших детей когда-нибудь поблагодарят нас за этот посев, — уверенно предсказал Азиру, и на Хая его предвидение произвело впечатление. Он занес все подробности этого события в свой новый свиток.

Через триста дней после выхода из Опета колонна поднялась на предгорья Зенгских гор [8] Горы Игьянга. — Прим. автора. . После жары низин воздух стал прохладным и свежим, по ночам на склонах висел туман, пробуждая лихорадку в костях, и люди у костров дрожали и кутались в плащи.

В этих холмах — садах Опета — десятки тысяч акров склонов были превращены в террасы и возделаны, десятки тысяч рабов трудились в оливковых рощах и на виноградниках. Сердцем и цитаделью этих садов был расположенный на холме укрепленный город, названный в честь двенадцатого Великого Льва Опета Зенг-Ганнон. Здесь, в религиозном центре Восточного царства, где были расположены храмы Баала и Астарты, Хай провел двадцать дней со жрецами и жрицами. Он также устроил смотр собственному легиону — Шестому легиону Бен-Амон, единственному из восьми легионов Опета, набиравшемся исключительно из воинов чистой крови. Его штандартом был золотой гриф на шесте из полированного черного дерева.

Эту деятельность прервало приглашение Ланнона: он звал Хая сопровождать его в коротком путешествии на восток; пришло известие, что дравы ждут Ланнона, чтобы продлить договор на пять лет.

Дравские шейхи встретили их, когда они спустились с Зенгских гор к восточному морю. Это были высокие смуглые люди с орлиными носами и темными блестящими глазами. Черные волосы они скрывали под белыми головными уборами, одевались в длинную, до пят, одежду, перехваченную поясами с филигранью и полудрагоценными камнями. У каждого на поясе висел прекрасный широкий кинжал, на всех были туфли с заостренными носами.

Воины одевались иначе: мешковатые шаровары; на головах шлемы в форме луковицы; нагрудники из блестящего металла; круглые железные щиты и длинные кривые ятаганы, копья и короткие восточные луки. По большей части чернокожие, все они, однако, усвоили дравскую манеру говорить и одеваться. Договору между дравами и царями Опета предшествовали двести лет непрерывных безжалостных войн.

Две армии остановились по краям широкой долины. Лагеря разделял поток чистой воды с нависшими над ним зелеными деревьями.

Под этими деревьями разбили палатки для переговоров, и здесь в течение пяти дней две делегации пировали, торговались и вели дипломатические маневры.

Хай владел языком дравов и переводил Ланнону ход переговоров, которые должны были привести к продлению неограниченной торговли и взаимной военной помощи.

— Мой господин, принц Хасан, хотел бы знать, сколько воинов сможет выставить Опет, если возникнет угроза обоим родам.

Они сидели на грудах шелковых подушек и любовно сотканных шерстяных ковров с ярким рисунком, пили шербет, ибо дравы не притрагиваются даже к лучшему вину, ели баранину и рыбу, приправленные острыми пряностями, улыбались и ни на йоту не доверяли друг другу.

— Принц Хасан, — сказал Ланнон, кивая и улыбаясь собеседнику, — хотел бы знать, какими силами мы располагаем, чтобы пресечь попытки захватить сады Зенга и золотые шахты Срединного царства.

— Ну да, — согласился Хай. — Но что мне им ответить?

— Скажи, что я могу выставить четырнадцать регулярных легионов, столько же вспомогательных и четыреста слонов.

— Он не поверит, мой господин.

— Конечно, нет, но я тоже ему не верю. Все равно скажи. Так, в атмосфере взаимного доверия, продолжались переговоры.

Согласились обезопасить фланги друг друга, совместными усилиями охранять границу на севере вдоль большой реки, не допуская вторжения черных племен, и оказывать взаимную помощь, если границе будут угрожать.

— Принц хотел бы изменить единицу торговли, мой господин. Он предлагает, чтобы пятьсот миткалей соответствовали одному опетскому пальцу золота.

— Вежливо предложи ему оторвать собственные яйца, — ответил Ланнон, улыбаясь принцу, и принц кивнул и улыбнулся в ответ, сверкая жемчугами на пальцах.

Установили единицу обмена в пятьсот девяносто миткалей за палец и продолжили переговоры о торговле рабами, хлопком и шелком. На пятый день совместно вкусили соль, обменялись диковинными дарами, а армии тем временем демонстрировали свое искусство в стрельбе из лука, фехтовании и маршировке. Эта демонстрация должна была произвести впечатление на противоположную сторону.

— У них плохие лучники, — похвалил Ланнон.

— Лук слишком короткий, и натягивают его от пояса, а не от подбородка, — согласился Хай. — Тем самым ограничивая дальность стрельбы и точность.

Позже, когда показывала свою выучку пехота:

— Их пехота легче вооружена, мой господин. У них нет топорников, и вряд ли их нагрудники выдержат стрелу.

— Но передвигаются они быстро, и смелости им не занимать — не недооценивай их, моя Птица Солнца.

— Нет, мой господин. Я этим не грешу.

На открытом месте показались слоны, лучники в башнях посылали вперед волну стрел. Огромные серые звери растоптали ряды манекенов, и трубные возгласы пронеслись над холмами.