Висенте Паласио - Пираты мексиканского залива

Волнение охватило стан пиратов, все лица мгновенно оживились, весть о том, что решено, не откладывая, выйти в море, была встречена бурной радостью.

Люди Моргана узнали Антонио и приписали его появлению внезапную перемену в замыслах адмирала.

От берега к кораблям засновали шлюпки с добром, которое пираты сгрузили было с борта на остров. На судах все зашевелилось: приказ гласил

— выходить, едва подует попутный ветер.

Джон Морган, Хуан Дарьен и Антонио Железная Рука молча наблюдали с берега за этим кипучим движением. Вблизи покачивалась шлюпка с гребцами, ожидая сигнала, чтобы доставить их на борт корабля.

Вскоре сборы были закончены, на суше не осталось ни одного матроса, на воде — ни одной лодки. Флотилия готовилась, дождавшись ветра, распустить паруса над морским простором. Это было великолепное зрелище.

— Вы все еще опасаетесь неудачи? — спросил Хуан Дарьен.

— Я ничего не опасаюсь, кроме штиля, — ответил Джон Морган.

— Начинается прилив!

— А с ним крепкий ветер, — сказал Джон Морган, вставая и направляясь к шлюпке.

Следом за ним в шлюпку прыгнули Хуан Дарьен и Антонио. Они уселись, а Морган, продолжая стоять, взмахнул рукой, и гребцы, переглянувшись, дружно взялись за весла.

Словно повинуясь единой мощной воле, весла опустились в воду. Разрезая гладь океана и оставляя позади себя глубокую борозду, шлюпка рванулась вперед.

Несколько мгновений спустя флотилия Джона Моргана вышла в море.

После Гаваны и Картахены наиболее укрепленным городом во владениях испанского короля в Новом Свете считался Портобело.

Он был возведен в Коста-Рике в четырнадцати милях от Дарьенского залива и в восьми от горной местности, известной под названием Номбре-де-Дьос. Защитой ему служили два крепостных замка; в одном из них находился постоянный гарнизон из трехсот солдат, в другом — четыреста вооруженных торговцев.

Под этой надежной охраной помещались торговые склады: их владельцы, однако, предпочитали жить в Панаме с ее здоровым мягким климатом, а в Портобело появлялись лишь при известии о прибытии галионов из Испании.

Впрочем, один из самых богатых сеньоров, дон Диего де Альварес, постоянно проживал в Портобело вместе со своей супругой доньей Мариной и прелестной дочуркой, плодом этого счастливого супружества, которую назвали Леонорой в честь супруги вице-короля Мексики маркиза де Мансера.

Выйдя замуж, донья Марина не потеряла своей чарующей красоты; по свежести шелковистой кожи и блеску черных глаз ее можно было принять за юную девушку.

Дон Диего тоже сохранил свою статную осанку, которой он отличался в те времена, когда наши читатели познакомились с ним в Мехико; на новом месте, в Портобело, он сумел окружить себя такой же роскошью, как и в столице Новой Испании.

Вскоре после приезда дона Диего с супругой в Портобело там появился его друг дон Кристобаль де Эстрада, который поторопился увезти прекрасную донью Ану подальше от ее родины и угроз разгневанной доньи Фернанды, оскорбленной в своих материнских чувствах.

Любовная история этой пары, наверное, еще свежа в памяти наших читателей.

Донья Марина знала дона Кристобаля, однако ей было неизвестно, что он привез с собой донью Ану, а донья Ана, в свою очередь, не знала, что в Портобело находится дон Диего, — Эстрада, видимо, остерегался сообщать ей об этом.

Донья Ана по-прежнему вела строгую, замкнутую жизнь, которая ей к тому времени уже успела порядком прискучить. Могла ли она при своем беспокойном нраве и пылком воображении забыть о тех днях, когда играла сердцами сотни поклонников? Если на один миг ей удалось увлечься обманчивой мечтой о тихом счастье у семейного очага, то вскоре она поняла, что ошиблась.

Задумав вернуть себе прежнюю свободу, но не желая тревожить Эстраду, ставшего по воле судьбы ее господином, она принялась исподволь, с терпением, присущим ловкой женщине, вносить некоторые изменения в свой строгий образ жизни.

Эстрада это понял, но не счел нужным мешать ей. Никто в городе не знал донью Ану, и она отлично могла сойти за его жену, а донье Фернанде было неизвестно, где они нашли себе убежище.

Донья Ана стала разрешать себе дневную прогулку, — ей хотелось подышать свежим морским воздухом; два раба несли за ней носилки, в ожидании, когда сеньора выберет себе приятное место для отдыха.

Ничто так не действует на пламенное воображение и мечтательную натуру, как море и морское побережье: кажется, будто душа освобождается от своей телесной оболочки, реальная жизнь исчезает и человеческий дух, потрясенный величием природы и мощной красотой океана, переносится в блестящий мир фантазии и романтики. Человек сознает ничтожество плоти и ощущает лишь свой дух, тот дух, который склоняется только перед величием творца.

Донье Ане нравилось мечтать на берегу океана, вдали от города, в уединенном и диком месте, где бурные волны с глухим ревом бьют о высокие скалы, угрожая им с неизменной яростью и постоянством.

Как-то под вечер молодая женщина, погруженная в свои думы, ушла далеко вперед и не заметила, что прилив быстро нарастает; она продолжала бы идти еще дальше, если бы слуга не отважился остановить ее.

— Сеньора, — сказал он.

— Что тебе? — надменно спросила донья Ана.

— Сеньора, вода прибывает и прибывает, скоро нельзя будет вернуться назад.

Донья Ана оглянулась: она уже успела пройти длинный путь по песчаной полосе, простиравшейся у подножия высоких отвесных скал. Волны то набегали на песок, то откатывались в океан. Пути вперед не было, и донья Ана поняла, что вскоре не останется ни малейшей надежды на спасение. Следовало немедленно возвращаться, пока путь к отступлению еще возможен.

Слуги дрожали от страха. Донья Ана почувствовала, как ужас проникает и в ее сердце. С трудом овладев собой, она решительно повернула назад и, сопровождаемая слугами, пошла так быстро, как ей позволяли силы.

Волны уже докатывались до ее ног, но идти быстрее она не могла, а впереди лежал еще длинный путь.

Морские валы поднимались все выше и выше, грозя гибелью. Раньше от них оставалась на песке лишь пена, но с каждой минутой прилив нарастал, и вскоре вода доходила путникам до пояса, а порой окатывала их с головы до ног.

Смерть казалась неминуемой. Но человек до последнего вздоха не перестает бороться за свою жизнь. Цепляясь за выступы скал, чтобы волны не унесли ее в океан, донья Ана с неимоверными усилиями продвигалась вперед. Ее руки кровоточили, она задыхалась.

Неожиданно она почувствовала, что почва повышается, и предсмертная тоска сменилась надеждой на спасение. То был выступ на морском берегу, небольшая ступень в хаотическом нагромождении скал.