Михаил Ланцов - Новик [СИ]

- Отходим! – рявкнул Ахмет, вставая.

Прикрылся собственным щитом и попятился.

Шаг. Другой. Третий.

И споткнувшись о ямку он падает навзничь. В этот раз Андрей вновь стреляет в него. И стрела пролетела мимо – над ним, чуть царапнув ему лицо. А из соседнего «скворечника» работал из лука Петр, удерживая татар в напряжении. Да. Они прикрылись щитами и пятились. Но это не мешало тому время от времени «стучаться» в их защиту. Иной раз даже с легкими ранениями.

Еще несколько выстрелов.

И тишина.

Андрей же, взяв в руки рупор берестяной, рявкнул, что было сил:

- Деус вульт, су..! Деус вульт! Я тебе говорил, что Бог отвернется от тебя?! Теперь не отмолишь!

- Деус вульт? – переспросил Петр. – Что сие?

- А бес его знает, - после небольшой заминки произнес Андрей, импровизируя на ходу. Нервы, все-таки серьезно эта история пощекотала ему. – Мне сказывали, будто бы это означает: «Так хочет Бог!» Только на каком языке – не ведаю.

- А-а-а… - хотел было уже продолжить что-то Петр, но Андрей его перебил.

- Я говорил вам?! – громко воскликнул он. - Говорил?! На Бога на дейся, а сам не плошай! И вы видели это! Мы призвали его благодать, и враг даже к стенам подойти не мог! С нами Бог! С нами!

- С нами! – радостно отозвались остальные.

- С нами Бог! – вновь рявкнул он.

- С нами Бог! – повторили радостным ревом все обитатели крепости.

Ахмет же мрачно и исподлобья смотрел в сторону этих криков, напряженно думая. Ему срочно требовалось реабилитироваться. Да и на душе стало как-то мерзко, не спокойно. А что, если этот урус оказался прав?

Тот всадник, что улетел в ров, кстати, так там и остался. Он попытался выбраться и на глазах своих боевых товарищей получил стрелу в шею. Со спины. Прямо из одной маленькой башенки. Немного побулькал, да так собственной кровью и захлебнулся. Как и всадник, упавший спиной на колышек.

- Минус да, - тихо отметил Андрей, едва заметным шепытом.

- Почему два? – спросил Петр.

- Двух же убили.

- А вон тот, раненый в ногу?

- Ну…

- Он ведь не боец.

- Значит минус три. Ха! Хороший размен!

- Только лошадей жалко… - грустно заметил Петр…

Тем временем Ахмет подошел к тому мужчине, что еще пару дней назад был богато одет и вполне доволен жизнью. Сейчас вид имел довольно жалкий.

- Ты не сказал про ловушки, - процедил он.

- Ловушки – это только начало. – кривясь разбитыми губами с запекшейся кровью, ответил связанный мужчина. – Местные поговаривают, что Андрей – ведун.

- Что это?

- Про характерников слыхал?

- Слыхал… - мрачно ответил Ахмет.

- Так что не с тем ты связался… - засмеялся пленник. Но не долго, один из татарских воинов ударил под дых, и он зашелся кашлем.

- Почему ты не сказал про колья и ямы? – спросил Ахмет, когда пленник пришел в себя немного.

- Потому что ты не спрашивал.

- Что еще он заготовил?

- Внутрь – не ходи. Там тоже ловушка. Мои люди тут присматривали за ним долго. Все лето почитай. Его уже трижды приступом брать пытались. Два раза мои ребята, один раз ваши татары. И единственное, чего мы добились – бабу какую-то зарезали да мальца. А он в землю положил под сотню.

- Не равняй своих лапотников с моими воинами.

- А кто их равняет? – хохотнул пленник. – Я что ли? Это ты вон с Андреем иди потолкуй, да спроси – какого лешего он тут сел, окопался и злодействует.

- Сколько за себя дашь? – После долгой паузы спросил Ахмет.

- Десять рублей.

- А за своих людей?

- Десять рублей.

- За каждого?

- У меня осталось только десять рублей. Хочешь – ударим по рукам и разойдемся. А на нет и суда нет.

- Пятнадцать рублей.

- Ты, конечно, можешь торговаться. Я тебе может даже что-то пообещаю, но на деле нету у меня больше. Отдаю последнее. Или соглашайся, или иди козе в трещину…

Ахмет скривился. Сплюнул на землю и отвернувшись, пошел к речке. Пленник же поглядел ему вслед и очень мерзко улыбнулся. Ведь этот воин опять спрашивал не то и не так. А зря. Очень зря…

***

Тем временем в Туле новый воевода собрал сотников и прочих уважаемых поместных дворян городового полка.

- Ну что, олухи царя небесного? – с нескрываемым раздражением произнес он. – Допрыгались?!

- Батька, да что случилось то? – удивленно спросил один из них.

- Ладно, Петра на место решили поставить. Но вы на это мальца почто трогали?

- Да кто же знал то?

- Кто?! – рявкнул воевода. – А вы что, не старшины полковые? Кто вместо вас о таких вещах думать будет?! Я в Коломне служил и обоих дедов Андрея знаю. Крепкие мужи и воины. Свои рода вот так держат, - сжал он кулак. – А отца Андрея и мать не удержали. И сынок явно в батю пошел. Али не ведали о том?

- Так… это… малец же он еще…

- Вот то-то и оно! Малец! – рявкнул воевода. - Куда вы черти смотрели?! В Коломне уже бузу бузят и челобитную Государю готовят, что, де, старшины тульские сироту честного воина царева обижают. Или вы, дурни стоеросовые, полагаете, что Государевы люди в Тулу зачастили просто так? Мне тут шепнули уже на ушко, будто бы Государь наш в ярости от того, что вы тут учудили. И готовится вас всех выгнать с насиженных земель, погнав под Казань, недавно взятую со славой. Да расселить вас там простыми поместными дворянами. Да с окладом малым и суровым спросом…

Тишина.

- Что? Притихли?! Не нравиться?! Вижу, что не нравиться. Мерзавцы! Вы здесь поставлены зачем?! Чтобы блюсти покой державы и царя! – рявкнул он. – А вы что творите?! Смуту плодите?! Татарам льстите, приваживая их сюда своим греховодством?!

- Батька, грешны! Как есть грешны! Но что делать-то нам? – тихо произнес один из сотников. – Ты только скажи. Все сделаем.

- Скажи… - тихо буркнул воевода. Походил немного. И вскинув подбородок произнес с раздражением: – Гришка вам так подгадил, что и так прямо не скажешь, как за ним разгребать. Да и вы сами молодцы. Повелись как дети малые.

- Гришка? – осторожно переспросил один сотник.

- Воевода ваш прежний – князь Григорий Иванович. Это ведь он вас надоумил. Не так ли?

- Так, батька! Так! – охотно закивали старшины, буквально расцветая ликом, ибо нашли на кого стрелки перевести.

- Значит так, - стукнул он по столу кулаком. - Будем составлять челобитную царю.

- Писаря позвать сюды! – крикнул тот из старшин, что находился ближе к двери.

Минуты не прошло, как вбежал дьячок с бумагой, перьями и чернильницей. Причем бумагой, как и водится в эти годы толстой и рыхлой, напоминающей больше плохой картон, слегка разбухший в воде и потом просто высушенный.

Забежал. Сел в уголке. Разложился. И внимательно уставился в рот воеводе, с чьих слов он и должен был записывать.

Воевода же, немного понаблюдав за жалобными, словно у побитых собак мордами лица старшин, чуть прищурился и спросил:

- Вы ведь понимаете, что там, в Москве, - кивнул он вверх, - нужно будет дать кому полагается, дабы челобитную вашу не положили в общую кучу до второго пришествия.