Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

Возможно, «дедушка Белая Шляпа» и не ответил на мой вопрос, а перед смертью просто назвал себя, тем более что это имя оказалось одним из нужных паролей. Я не удивился бы, узнав, что он приметил потайной замок ещё вечером, когда князь показывал нам дворик, и всё это время мысленно пытался его решить — может, даже не отдавая себе в том отчёта.

А если это всё-таки был ответ? Возможно, таким неуклюжим образом господин Юань завещал мне тот самый клинок, от которого погиб и который считал в действительности своим. «Пусть он даст тебе другое оружие». «Кто?» «Я».

А возможно… (От этой мысли становилось невыразимо горько!) Возможно, Юань Мин не был мастером Шангуанем и в последнюю секунду назвал мне имя человека, которого знали мы оба. Это было бы ужасно, ведь в таком случае визит в Баопин — устроенный мною, только чтобы познакомиться с князем и расположить его к себе, приведя к нему старого учителя и друга, — был бессмыслен. Юань Мин изначально не должен был находиться здесь и не должен был погибнуть.

Впрочем, бессмысленным теперь оказывалось всё. Поместье горело, а императорский дядя лежал при смерти. Я мог утешать себя только тем, что напоследок позволил Цзи Фэйаню в некоторой степени примириться с собой — покаянием и подарком, которые он символически адресовал моему отцу. Хорошо помню, как и в ту ночь, и чуть позже, обещал себе, если останусь в живых, разыскать потомков князя и вернуть им Звёздную Цитру — и таким образом тоже отчасти примириться с собой. Этим обещаниям не суждено было сбыться.

Наконец (и эта мысль пришла запоздало), я понял, что сегодня впервые убил человека.

Как-то, когда мне было одиннадцать, я сбежал в гостевую слободу послушать рассказы удальцов. Бао Бревно, чуть навеселе, бойко рассказывал о какой-то заварушке в кабаке: началась из-за пустяка, а закончилась неравным боем, в котором Бао, дескать, один стоял против десяти, но вышиб дух из каждого, а в довершение спалил кабак со всеми мертвецами.

— Брат Бао, — нерешительно спросил я, когда история подошла к концу. — А не страшно человека-то убивать?

Компания расхохоталась, но Бао сделал знак молчать и дружески обнял меня за плечи:

— Братец, ты бы знал, скольких подлецов я укокошил вот этими руками. Что же мне, бояться, что теперь их призраки за мной из тумана пожалуют? Не убивать должно быть страшно, а помирать. А удальцу — и помирать не страшно. Читал, что на ноже написано? «Навстречу смерти». То-то!

Мне не было страшно убивать. Я, как мне казалось, спасал Юань Мина и просто не успел испугаться. Страшно мне стало теперь. Фонарь в моей руке погас, и Хуан Чжэлу тут же подал мне факел, предусмотрительно снятый со стены в самом начале нашего подземного маршрута. Рыжие блики на неровных каменных стенах навевали воспоминания о пещере на севере Ци, где погиб Айго, и от этого на душе становилось вдвойне тяжело.

Пещера время от времени сужалась или расширялась, превращаясь из коридора в подземный зал, из которого не всегда легко было найти выход, но выход всегда был только один — обходилось без развилок. Помню, как на одном из участков Хуан замер, глядя на меня, и приложил палец к губам. Ступая почти неслышно, я поравнялся с ним и на последнем шаге почувствовал, что под моей ногой что-то с негромким звуком сдвинулось. Пещера еле слышно загудела. Честное слово, если бы я не вслушивался, то не заметил бы этого или списал бы на какое-то природное обстоятельство.

— Что происходит?

— Тихо, — ответил разбойник одними губами. — Ловушка.

На его лице был не страх, а любопытство. Прошло несколько секунд. Гудение резко усилилось, и там, где мы прошли совсем недавно, из пола стремительно поднялось несколько рядов высоких железных пик. Хуан подошёл к ним, посветил факелом, потом вернулся ко мне и сказал:

— Подтвердилось. Мы в относительной безопасности. Подземный ход спроектирован против тех, кто идёт снаружи. А мы движемся изнутри. Наступи вы на эту плиту по пути в Баопин, непременно оказались бы на вертеле. — На этих словах пики плавно ушли вниз, и я даже не смог бы разглядеть отверстия, из которых они появились. — Ловушки, буде вам угодно знать, высокочтимый брат, бывают мгновенного и отложенного действия. И местный инженер, на наше счастье, отдавал предпочтение вторым.

По большей части действительно так и получалось. Всех ловушек мы, конечно, не собрали, а иных сомнительных мест — таких как подозрительно приветливые площадки для отдыха со столами и сидениями, вырубленными прямо в скале, — попросту избегали, но за несколько часов под землёй моя (всегда именно моя) неосторожность неоднократно приводила в действие потайные механизмы, и за спиной у нас то и дело раздавался лязг или грохот. Поначалу при малейшем хрусте под ногами я застывал и напряжённо вслушивался, но вскоре расслабился и почти перестал обращать внимание на опасности.

Тогдашнюю легкомысленность жутко вспоминать. Однажды огромное лезвие-маятник, выскочив из стены, пронеслось на расстоянии вытянутой руки от моего затылка. В другой раз Хуан Чжэлу вовремя заметил под потолком ряд железных трубок и прижал меня к полу за мгновение до того, как над нами засвистели стрелы. А ближе к выходу я чуть не упал в обыкновенную волчью яму, кое-как прикрытую тростником и серым тряпьём. Обиднее всего — что, преодолев столь опасный путь без травм и потерь, я под конец поскользнулся на каменной лестнице и вывихнул мизинец на правой ноге, хотя поначалу даже не обратил на это внимания.

Слова Чжан Сугуна о том, что все выходы перекрыты, конечно, казались мне ложью. Я был уверен, что на поверхности нас никто не встретит. Но, когда каменная плита, за которой был выход, с шумом отошла в сторону, в пещеру проникли не только внешний свет и свежий воздух — впереди послышались человеческие голоса, кто-то крикнул: «Смотрите, я же говорил, что это там!»

Подземный ход вывел нас в длинный лесной овраг, дальний конец которого терялся в утренних сумерках. Вершина оврага была завалена валунами — именно там и находился наш выход. Напротив у скромного, едва заметного костерка расположились четверо в чёрных одеждах и масках. При виде нас они вскочили на ноги. У двоих появились в руках арбалеты, ещё один схватил с земли внушительную палицу, последний — вероятно, главный — требовательно спросил:

— Кто вы такие? Ну-ка, назовите себя!

— Свои, — шепнул, оборачиваясь ко мне, Хуан. Потом, освещая своё лицо факелом, крикнул: — Куай Крысолов, снимай повязку, я тебя узнал! Это я, Чжэлу Скворец!

Крысолов сдёрнул повязку на подбородок и сделал знак товарищам: