Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

На вопрос носильщиков, к какому именно дому следует нас доставить, я, не зная, как лучше объяснить, сказал о первом в первом ряду от восточной стены.

— Зачем же, сударь, говорили, что не в обитель? — сказал тот, что спорил со мною в самом начале.

— Запутал ты меня совсем! — рявкнул я. — Я, конечно, не первый дом имел в виду, а третий! Донесёте молча — получите прибавку.

Вопросов больше и впрямь не было. Доставив нас на место и дождавшись обещанных денег, носильщики тут же исчезли, оставив нас стоять посреди улицы, носящей явно незаслуженное название — Весеннего Благоухания. В отличие от других виденных мною улиц, здания здесь были непривычно ориентированы не с севера на юг, а по линии восток — запад, и это несколько выбивало из колеи.

Дом номер три смотрелся чуть лучше соседних, хоть и его фасад был побит и обшарпан. Судя по вывеске, это была аптека, хозяином значился некий «лиценциат Ван Оуба». Обладатель учёной степени, прозябающий в глуши, — как это похоже на «тайного учёного»! Фонарика перед входом не было, но я трижды постучал. Прошло некоторое время, ответа я не получил и на всякий случай дёрнул двери на себя. Они были заперты изнутри — похоже, на засов. Я постучал ещё раз, настойчивее.

Из второго дома — крохотной лапшичной — выглянул толстяк с потным небритым лицом и в засаленном халате. Несомненно, его привлёк мой стук. Прежде чем он успел что-то сказать, я спросил его о том, бывает ли кто-нибудь в аптеке.

— Про дома на этой улице, парень, таких вопросов не задают, — заявил он развязно. — Тебя неправильно поймут, да ещё и побьют, даром что заезжий. А доктора Вана уж год как нет.

— Что с ним?

— Исчез, — бросил толстяк и высморкался в рукав.

— Помер он! — крикнула из лапшичной какая-то женщина (позже стало ясно, что это его жена).

— Как он помер, никто не видал, — ответил ей муж через плечо. — Нет его, и всё. Хороший был человек, мне однажды гнойный чирей вскрывал. Без него бы помер. Врача на наших улицах не отыщешь. Раньше к монахам ходили, а после — к доктору Вану. Теперь дохнут как мухи, особливо девки, зато и ртов меньше.

— Заткнулся бы! — осадила его жена.

Завязалась перебранка с громким выяснением достоинств и недостатков родни до пятого колена, на нас с Юань Мином уже никто не обращал внимания, и мы прошли к воротам обители Облачного Дворца. Здесь местные жители повесили пару фонарей (всё-таки на пятнадцатый день нового года принято украшать прежде всего ямыни и капища), но сразу было видно, что место это в запустении. Особенно остро это чувствовалось в сравнении с центральным храмом Пяти Гениев.

Передний дворик был завален прошлогодней листвой и кусками битой черепицы, по тёмным углам даже сейчас можно было увидеть грязные кучи последнего снега. Людей видно не было, но, несомненно, в обитель продолжали захаживать. Мы прошли вдоль сложного каменного экрана, миновали арку Духовных Драгоценностей (развёрнутую правильным образом с юга на север), за ней — декоративный каменный мостик, пруд под которым давно превратился в грязную забитую канаву, — и вышли в широкий центральный двор, всё так же заваленный листьями и черепицей. В середине двора стояла небольшая кумирня с подвешенным гонгом в виде монеты, за нею возвышался главный храм, посвящённый небесным мудрецам и героям. По бокам двор обрамляли заброшенные кельи.

Мне не хотелось верить, что проделанный путь был бесполезен. В конце концов, и после разгона обители в кельях мог скрываться кто-то из бывших насельников, тем более связанный с «тайными учёными» — при их-то стойкости и упорстве. Мне вспомнился престарелый хранитель молельни в Лияне. Может быть, и здесь нас встретит кто-то подобный? Но даже если нет, по адресу в Дайча полагалось получить части верительной бирки, что же мешает зайти и просто поискать её! Главное — не злоупотреблять терпением Юань Мина.

— Интересное место, — сказал мой спутник, словно читая мои мысли. — Если вы обратили внимание, за восточными кельями монастырская территория продолжается. Судя по всему, там сад.

— Можно пойти и проверить, — сказал я, — но вначале заглянем в храм, если от него что-то осталось.

Мы прошли между двух массивных каменных стел и поднялись по лестнице храма. Двери были приоткрыты, и ещё снаружи я увидел, что внутри царит сущий хаос: жертвенники опрокинуты, картины сорваны, о драгоценных статуях и утвари нечего и говорить — не осталось ничего. Единственный портрет, продолжавший украшать стену, изображал не человека, не духа и не демона, а самодовольного рыжего кота.

Поучительную историю о цзюйском коте я слышал ещё в школе, причём в нескольких вариантах. Если вкратце — кот оказался героем и внёс свой вклад в военную победу. Но вот каким был этот вклад и с кем, собственно, воевали, версии разнятся. Дело, разумеется, было при государе Триумфаторе. Местность, которая впоследствии стала вотчиной рода Лян, разоряли не то «пурпурные лотосы», не то пресловутый Змеиный князь. Что не успевали пожечь и забрать враги, реквизировала армия. Чудовищный голод доводил местных жителей чуть не до людоедства, а уж домашние животные были съедены поголовно. Включая кошек. И провинцию незаметно захватила третья армия — крысиная. Перед решающим боем в стане генерала Лян Шибяо произошло ужасное. Крысы не то опустошили войсковой запас зерна, не то прогрызли сигнальные барабаны — и остались только гонги, чтобы скомандовать всеобщее отступление и перегруппироваться. Каким же счастьем для императорского военачальника стало появление в его палатке странника-монаха, который подарил ему красавца-кота — настоящего охотника на крыс, обладающего тигриной свирепостью и таким же аппетитом.

Впоследствии Лян Шибяо стал первым цзюйским губернатором, а кот — примером того, что иной раз и слабый камешек сдвигает огромную гору.

Обожествлять кота и помещать его изображение в храме было, конечно, дикостью, но после культа Бесхвостого Лиса меня уже мало что могло смутить. К тому же портрет словно перекликался со стихами моего отца. Правда, ни за картиной, ни возле неё не было никаких дополнительных подсказок.

Мои размышления о том, где и как вести поиски, прервал удар гонга, раздавшийся в главном дворе.

Во дворе стояли четверо. Двое жилистых парней в потрёпанных коричневых куртках и мешковатых штанах, подвязанных у колен; бритоголовый детина не по погоде в безрукавке на голое тело, так что на него, как говорится, холодно было смотреть; и статный благообразного вида мужчина лет сорока в добротном халате торговца и с массивной костяной заколкой в волосах. Никто из них внешне не походил на даоса, и я даже не вспомню, с какой стати решил, что перед нами уцелевшая братия Облачного Дворца. Четвёрка почтительно поклонилась, и тот, что халате (несомненно, главный среди них), пожелав нам счастья и благополучия в новом году, поинтересовался, что нас привело «в это сирое место».