Тодор Кондов - Передает «Боевой»

Что же произошло со мной? Почему я так медленно продвигался по службе? Меня своевременно не произвели в поручики, и я ушел из армии.

Учился недолго и, что говорить, без энтузиазма, братец, без чувства ответственности. Экзамены сдавал кое-как. Только криминалистику изучал зверски. Через какое-то время стал чинушей.

Не буду рассказывать тебе, почему отсиживался в университете. Страшное было время. Большевики пришли в себя после революции. Представляешь, что произошло бы, если бы они дорвались до власти? Разумеется, я еще после гимназии подготовил себе почву. Выслеживал людей и писал на них анонимные доносы. Копии сохранял. Надеялся, что когда-нибудь понадобятся. И понадобились. В двадцать пятом году. Большевизм дышал на ладан: у нас по нему уже крепко ударили. Ты скажешь: куда убежишь от самого себя. Правильно. Поэтому я никогда не моюсь. Стоит мне увидеть себя голым, меня сразу охватывает панический страх… До недавнего времени я раздевал догола своих клиентов. Так и кровь лучше видно, да и унижаешь того, кого так или иначе боялся. Голый человек всегда весь корчится, а человеческие судороги — это что-то, возможно, самое дразнящее, кошмарное, и от этого я чувствовал себя счастливым. Но потом я уже не мог мыться и сейчас никого не раздеваю, особенно женщин, и запретил это другим.

Первое мое задание стоило мне больших нервов, Секлунов. Очень больших.

Я был тогда молодым, нетерпеливым и не умел владеть собой.

Послали меня арестовать секретаря коммунистической организации Иванова. И даже не арестовать, а выследить. Помнится, стояла холодная дождливая мартовская погода. Человек этот старался идти по глухим темным местам. И попутал меня бес. Сам не мог понять, что со мной делается. Он приблизился ко мне. На расстояние примерно двух шагов. Он мучительно старался угадать, кто я. Холодный пронизывающий взгляд. Случилось это в двадцать пятом году.

Как я выстрелил — не помню. Видел только его глаза и слышал, как он сказал, вернее, прошептал: «Жалкий мародер… С тобой рассчитаются». И он упал.

Сбежался народ. Я, заикаясь, стал говорить, что он напал на меня. Ждал наказания, а меня наградили. Потом начались массовые убийства. Тогда разрешали убивать сколько хочешь. За каждого убитого коммуниста давали награду. Ох и деньги сыпались на нас! Расскажу тебе одну историю.

Произошло это в 1934 году. 15 июля. Меня послали выследить и арестовать секретаря ЦК БКП Андрея Юрукова. Он находился на нелегальном положении, но один мой агент давал мне точные сведения о нем.

С вечера я направил группу филеров проследить за ним. К шести тридцати утра 15 июля мне доложили, что он сошел с поезда на станции Искыр вместе с Нецо Гарванским из Ботевградской околии и какой-то девушкой.

Я тогда работал начальником сектора. С собой я взял своих помощников Ангела Андреева, Михаила Пенчева и Ивана Вешева, а также группу из шести филеров. Четверых из филеров я отправил выследить их и сообщить нам, когда будут возвращаться. Я вместе с помощниками остался ждать их на мосту через реку Искыр, а еще двое филеров были связными.

Точно в половине седьмого вечера филеры сообщили, что Нецо Гарвански и девушка направляются к нам. Когда они приблизились, трое набросились на Гарванского. Связали ему руки и свалили под мост. В это время один из филеров доложил мне, что Андрей Юруков идет один навстречу нам. Я оставил несколько человек охранять задержанных. Приказал не позволять им кричать и вместе с филером направился навстречу секретарю ЦК партии. Тот отличался смелостью и большой физической силой. В правой руке, засунутой в карман, я держал заряженный пистолет и шел по направлению к Юрукову. Когда мы приблизились к нему на расстояние примерно десяти шагов, он, по-видимому, узнал меня, повернулся и побежал. Я дал филеру сигнал догнать его и арестовать. Но тот испугался. Я побежал. Догнав Юрукова, выстрелил и него несколько раз. Юруков упал. Видя, что он умер, я вспомнил о филере. Решил убить и его, чтобы избавиться от свидетеля, но не нашел нигде.

Нецо Гарванского мы отвезли в Дирекцию полиции, а девушке удалось бежать. Ночью я послал нашего врача убрать труп. Затем произвести вскрытие и составить протокол.

Я доложил, что Юруков совершил на меня нападение. И все.

Но как он мог напасть на меня? В кармане у него нашли сигареты и мелочь. Начальство набросилось на меня, и я решил, что останусь без работы. Конец карьере. Жаль. А я мечтал о больших делах. Как-то раз, когда меня вызвали по этому вопросу в кабинет начальника полиции, зазвонил телефон. Начальник вскочил, встал по стойке «смирно» и начал докладывать:

— Застрелил его, ваше величество… Понимаю, ваше величество…

Повесив трубку, начальник заорал:

— Бревно! Царь уже узнал! Из-за тебя меня накажут! Сейчас же под арест!

Меня увели. В тот же день неожиданно открылась дверь камеры. Какой-то начальник оглядел меня с головы до пят. Я чуть в обморок не упал!

— Почему ты не одеваешься как следует, человече? — проворчал он и увел меня. В горле у меня застряло что-то. Слышу топот, голоса. Меня ввели в кабинет начальника. Смотрю — два десятка начальников и министр. В руке у него — приказ. Рядом с ним генерал Русев. Ну, подумал я, твоя, Никола Гешев, песенка спета. И охватила меня бешеная злоба. Стою навытяжку, а министр протягивает мне руку и спрашивает:

— Вы — Гешев, не так ли?

— Точно так.

— Почему вы застрелили Юрукова, господин Гешев?

Сказал я ему всю правду. Один-единственный раз сказал и понял: польза от нее только в том случае, если она сказана к месту.

— Зачем на свете жить еще одному коммунисту, господин министр. Если надо будет узнать, что готовят коммунисты, я поймаю еще одного и он все расскажет.

Все замолчали. Никто не знал, что сейчас произойдет. Министр только улыбается. А меня пробирает нервная дрожь.

«Господин Гешев, его величество царь Борис III награждает вас офицерским крестом за храбрость первой степени и месячным окладом содержания. — Министр зачитал указ царя. — Если у вас имеются какие-нибудь желания, говорите».

Можешь представить себе, Секлунов, что я испытал.

Я сказал, что хочу служить у начальника, знающего толк в делах полиции, а не у такого, как теперешний. Это был и удар, и хитрость. Я наслышался, что в верхах предстоят большие перемены. Министр слегка улыбнулся и сказал, что доложит царю. Когда он вышел, меня чуть живьем не съели. Через неделю меня уже начали продвигать все выше и выше, а начальника отправили разводить кур.

Секлунов, хочу иметь след! Слышишь, парень! Когда приберу Болгарию к рукам… Мое время приближается… Штербанова из секретарей выдвину на должность директора полиции, а ты займешь мой пост!