Павел Автомонов - Ледовый десант

Наташа смотрела на сержанта и думала: «Сколько твердости, уверенности у этого парня в такое страшное время!..»

Пепинка повесил винтовку на плечо, поправил на голове пилотку, проверил указательным пальцем, на месте ли звездочка.

— Пошли, товарищ сержант! Пошли! — раздались голоса бойцов.

Сержанта Пепинки и его красноармейцев уже не было видно, а Наташа все думала о нем. «Отчаянный, храбрый… Неужели для него так важно: посередине звездочка на пилотке или нет?.. Да, что-то страшное вокруг творится. Попробуй вырвись из этого ада. И не только Анатолий Петрович, а и лейтенант такого же мнения. Ну а сержант Пепинка?.. Как тут разобраться, кто из них прав?..»

Лейтенант спрятал гранату и сказал, с трудом сдерживая злость:

— Шалопут! Ну что он понимает в обстановке? Ему всего-то восемнадцать лет. Сам погибнет и других подставит под немецкие пули. Вокруг — парашютисты-десантники врага. В десяти километрах отсюда танковая армия немцев. Куда ему пройти?

«Куда действительно пройдешь? Пожалуй, зря сержант так злился на своего командира…»

Раздумья Наташи прервал лейтенант:

— А вы, девонька, откуда?

— Мы из харьковского техникума. А это Анатолий Петрович, наш преподаватель.

— Как зовут?

— Наташа.

Лейтенант еще раз глянул за крайнюю хату, за которой скрылись бойцы, процедил сквозь зубы:

— Скатертью дорога!

Наташа вздрогнула. «Скатертью дорога…» Эти слова когда-то вырвались и из ее уст. Но произнесла она их тогда, на станции, не потому, что хотела прогнать Гната Михалюту, а наоборот, чтобы вернуть его, когда он решил уйти. Потому что Гнат нравился ей. И хотелось немного пококетничать с ним. А какой смысл вкладывает в эти слова лейтенант?

— Кажется, кто-то об ужине говорил? — нарушил молчание командир взвода. — Вот здесь, возле хаты, можно и перекусить. Садись и ты, девонька, с нами! Натомилась, наверно, на этих окопах?

Анатолий Петрович бросил ревнивый взгляд на Наташу и ничего не сказал. Ему не хотелось, чтобы Наташа, на которой он давно уже решил жениться, сидела в темноте рядом с красивым, чубатым (он завидовал всем, кто имел шевелюру) лейтенантом. Но командир взвода стал сейчас как бы его союзником. Ему понравилось, как он вел себя с сержантом. Кто знает, может, этот жесткий разговор повлияет на Наташу, сломит ее.

— Вы не переживайте, товарищ лейтенант. Ваш сержант мыслит как оппортунист, — скептически заметил Анатолий Петрович. — Кто же будет разворачивать партизанское движение в тылу врага? Да я сам знаю, что в Харькове еще в июле и августе были созданы партизанские школы… Вы тут посидите, а я схожу к хозяйке. Война войной, а есть надо.

— И не отрываться от кухни, — пошутил кто-то из солдат. Анатолий Петрович ушел в хату. Наташа села на постеленную плащ-палатку, подобрала ноги.

— Почему такая печальная? — спросил ее лейтенант. — О чем думаешь?

— А чему радоваться?

— Ты такая юная. Просто мурашки по спине бегут, когда думаешь, что таких красивых девчат изувечит война.

— Вы бы, военные, меньше отступали, лучше бы воевали, вот и судьбы девчат не были бы изувеченными. Вы уйдете на восток или здесь останетесь… А кто же защитит несчастных девчат от захватчиков? Кто?

Лейтенант молчал. Он не сводил горящих глаз с Наташи. Вдруг взял ее за руку, крепко сжал. Красноармейцы о чем-то спорили между собой и не заметили этого.

Щеки у Наташи вспыхнули: «Да как он посмел!.. — Пальцы лейтенанта показались ей какими-то мягким, потными, неприятными. — Наверно, у всех трусов на фронте вот такие…» — брезгливо сморщилась она и выдернула руку.

— Разве мы отступаем по своей вине? — вздохнул лейтенант. — Киев три месяца держали. А что толку? — Он помолчал и вдруг зашептал торопливо, будто боялся, что не успеет высказаться: — Наташа, милая, пошли завтра утром со мной. Не пожалеешь. Я серьезно… Ты такая необычная. Я всю жизнь тебя искал и вот наконец-то нашел. Ты словно сошла со страниц романа Тургенева…

Наташа закусила губу. Уже второй мужчина просит у нее руки и сердца. Анатолий Петрович хочет стать ее защитником. А этот?.. У нее перед глазами снова предстал сержант Пепинка. И — Гнат. Чем-то они похожи: Пепинка и Михалюта.

«Конечно же Гнат пошел бы с этим сержантом искать свои войска. Иначе кто же тогда вернется сюда освобождать людей? Нет, если уж идти куда-то, то не с тобой, а скорее с ним!» Наташа взглянула на Анатолия Петровича, ставившего на плащ-палатку рюмки, две бутылки с самогоном и тарелку с нарезанным салом.

Все уселись, молча выпили, стали так же молча закусывать.

— Выпей и ты! — кто-то подал Наташе наполненную рюмку.

— Не хочется, — покачала она отрицательно головой.

— Вот спасибо, товарищ лейтенант, что вы надоумили мою жену не рваться на восток… — будто сквозь сон услышала Наташа хмельной голос Анатолия Петровича.

— Так это ваша жена? — чуть не подавился куском хлеба командир взвода.

— Да, — отвел взгляд Анатолий Петрович, наливая вторую рюмку лейтенанту. — Война войной, а жизнь жизнью.

«Как он посмел такое сказать! Да и кому? Какая же я беззащитная! Почему не ушла с Пепинкой, с теми бойцами?..»

— Что с тобой? — повернулся к Наташе Анатолий Петрович. — Испугалась, что будет трудной дорога? Дойдем!

— А может, тут какое-нибудь насилие? — нахмурился лейтенант. — Так мы не позволим! — добавил он сурово.

«Что он имеет в виду?.. Пепинка назвал его бесчестным. Что на его языке означает «не позволим»?.. Вот сейчас бы вскочить и броситься в степь, через Псел и Ворсклу, в Полтаву, в Запорожье, в Мариуполь…»

— Выпей, Наташа! — улыбнулся Анатолий Петрович.

Она выпила, долго прокашливалась. Съела кусочек сала с хлебом.

«Где Лохвица, а где Мариуполь. Какие расстояния! А по земле ходят вот такие, как лейтенант и два его красноармейца. Они нарочно остаются здесь, чтобы ждать прихода своих войск. Дождутся ли? А если дождутся, какими глазами будут смотреть в глаза сержанту Пепинке, когда тот вернется?.. Или, может, пойдут к немцам? Вот и пойми их…»

— Братики мои родные! Придите! Гнат, милый! Приди! — прошептала словно в забытьи. — Гриша! Степа! Придите…

Лицо Анатолия Петровича передернулось.

«Что это с нею? Почему она вспомнила братьев? Да еще и этого студента? Гнат сейчас учился в спецшколе. А от выпускников ее через несколько месяцев начальство, наверно, и костей не соберет! Вот лейтенант молодец. Решил партизанить там, где будет удобно. А такого, как Гнат Михалюта, обязательно пошлют к черту на рога, не посмотрят и на два курса института. Тем более он радист, об этом говорила Наташа, когда ехали поездом до Ахтырки. Школа хоть и секретная, но от людей ничего не утаишь…»

Анатолий Петрович видел Гната лишь два раза. Первый раз на трамвайной остановке. Студент, в парусиновых ботинках, в клетчатой рубахе-ковбойке и в брюках клеш из дешевой материи. Ждал Наталку, чтобы поехать с ней на Основу. Он тогда стоял в сторонке и решил не преследовать их, чувствуя, что будет третьим лишним. А второй раз видел его, когда Михалюта в форме старшего сержанта, в пилотке и в кирзовых сапогах пришел на Южный вокзал провожать Наташу на рытье окопов. Перед отходом поезда он взял Наташу за плечи и привлек к себе. Поцеловать, видно, не хватило духу. Молокосос еще! А может, и она не позволила. Обычный себе сержант. С какой стати вспоминать его имя?..