Павел Автомонов - Ледовый десант

— Не убегал с фронта… Опомнится… — сердито повторил Мотыльков. — Принудили стать старостой… Не он, а обстоятельства виноваты… Здорово у вас выходит!..

В хату вошел красноармеец, тихо произнес:

— Товарищ полковник, батальон построен для похорон Мануэля Бельды.

— Не стало моего друга Мануэля… — покачал сокрушенно головой Веденский. — Он так рвался на первое задание! Если бы я знал… А сколько еще будет похоронено! И на родной земле, и там… Нам надо дойти до Германии, до Берлина, чтобы добить фашизм на веки вечные, чтобы кровь, пролитая Мануэлем на льду Таганрогского залива, была отомщена… Пошли, товарищ старший лейтенант, хоронить нашего боевого побратима.

Веденский и Мотыльков вышли.

В хате стало тихо. Слышалось только тяжелое дыхание Наташи.

— Ты полежи, дочка. А я тоже пойду, — бабка Варвара повернулась лицом к углу, где висели иконы, трижды перекрестилась, накинула на плечи старый, потертый тулуп и, шаркая валенками, засеменила к двери.

После прощального салюта Цимбалюк и Гнат начали: тихо петь песню, которая так запомнилась Мануэлю в Пиренеях: «Як умру, то поховайте…»

Ее подхватили остальные бойцы — русские, украинцы, татары, испанцы…

Михалюта отошел от могилы, закрыл лицо руками.

«Мануэль, ты очень боялся погибнуть в море. И все-таки в море и нашла тебя смерть. Но мы вынесли тебя на берегу и твоя могила в степи, на круче, с которой видно далеко-далеко, даже тот, вражеский берег. Прости меня, прости всех нас, Мануэль. Мы ни в чем не виноваты. Война есть война. Может, завтра такая же участь постигнет и меня…»

Гнат обернулся и увидел Пирата, глядевшего на него тоскливыми глазами.

Подойдя к крыльцу хаты под тростниковой крышей, Гнат в нерешительности остановился перед дверью. Постояв с минуту, все же переступил порог. Зашел в горницу. Наташа сидела на кушетке. Он присел рядом, приложил ладонь к ее горячему, потному лбу.

— Я вот таблетки прихватил, наша фельдшерица посоветовала, — сказал Гнат, не зная, с чего начать разговор.

Он догадался, что Наташа вышла замуж, еще в первые часы встречи. Но тогда было не до расспросов.

— Вышла замуж за Анатолия?

— Угадал.

— А чего тут угадывать, — помрачнел Гнат. — Еще на вокзале в Харькове я понял, что он не выпустит тебя из своих когтей.

— Он спас меня в ту страшную осень. А то, что вышла за него, я виновата! Только я!

— Почему же в таком случае ты его бросила? — пожал плечами Гнат.

— Хотела перейти на нашу сторону фронта. Тут мои братья. Тут жить моему ребенку.

— А он?

— Он боится войны, боится, когда стреляют…

— Боится?.. Вот из таких трусов немцы и вербуют себе помощников.

— Ты прости меня, — Наташа взяла руку Гната, прижала к своей щеке. — Я недостойна тебя… Но все равно я люблю тебя. Люблю… Я еще не сказала самого страшного: Анатолий служит у немцев старостой.

— Подлец! — вскрикнул Гнат. — Завтра же пойду на тот берег и притащу его сюда на веревке, если сам не захочет идти.

— Может, он образумится, — вздохнула Наташа. — Прошу, не убивай его.

— Нужен он мне, — махнул рукой Гнат.

«А что, если Наташе вернуться домой? Дескать, была в гостях у тетки. И ультиматум мужу: или на чердаке спрячется радист, или придут минеры и нацепят на шею «медальон» со взрывчаткой. Как он себя поведет?»

— Я, кажется, нашел выход для твоего Анатолия. Может, удастся вставить пару клепок в его голову.

Наташа заплакала. Гнат стал гладить ее золотистые волосы. Вдруг припал к ним губами. Обнял Наташу, начал целовать ее горячий лоб, щеки, губы. Она не отталкивала его, не сопротивлялась. Только вырвалось из груди как стон:

— Какие же мы несчастные с тобой, любимый!

Наташа легла на кушетку. Гнат заботливо укрыл ее клетчатым, сшитым из цветных треугольничков и квадратиков одеялом.

— Мне пора идти.

— Иди. Не сердись на меня, не осуждай. Умоляю. Я уже сама осудила себя. Иди, — прошептала Наташа.

Когда Гнат вышел на улицу, в небе над морем светило солнце. Ветер совсем утих.

Возле школы Гнат встретил в полной боевой экипировке три группы подрывников. Они шагали на подворье рыбколхоза, где их уже ждал обоз из нескольких саней: очередной ледовый десант отправлялся на вражеский берег.

Гнат в знак приветствия поднял руку.

Где-то неподалеку, как и два дня назад, завыл Пират. Но в этот раз он выл более жалобно. А может, это Гнату просто показалось.

Минеры спецбатальона развернули широкую диверсионную деятельность. Почти каждый день боевые группы отправлялись на вражеский берег. Но вскоре подрывники стали жаловаться, что им мешают пулеметные гнезда, а по одной группе фашисты открыли огонь даже из орудий. Чтобы облегчить работу минеров, надо было срочно выявить огневые точки врага, расположенные на берегу. Эти сведения необходимы были и авиаторам для нанесения удара с воздуха по артиллерийским и минометным батареям фашистов.

…Четыре боевые группы отправились в рейд.

Местами на льду поблескивали зеркальца воды, в которых отражалось голубое небо и закатное солнце. Температура была плюсовая, морозы отступили, и началась оттепель.

На первых санях сидели вооруженные красноармейцы, на остальных — только ездовые. На санях громоздилось что-то тщательно прикрытое белыми простынями.

Через два километра обоз остановился неподалеку от рыбаков.

— Вы, я вижу, тоже на промысел, товарищи саперы? — спросил председатель колхоза, опираясь на костыль.

— Угадали, дядя Митя! — ответил как давний знакомый Колокольцев. — Везем — вас ист дас…

— А почему же ваши вороные кверху копытами лежат?

— Военная тайна. Определенно! — вмешался в разговор Воскобойников.

— Знаем, сами когда-то служили. — Председатель колхоза поднял костыль, лукаво усмехнулся. — Что-то ваша военная тайна на наживу похожа.

Михалюта подошел к Зине. Она недовольно сказала:

— Все-таки настояла ваша Нина на своем! Отвезли Марьяно в госпиталь. Вчера я с женщинами ходила в Ейск.

— И как он?

— Лучше.

— Если еще пойдешь, то передай от меня привет.

— А у тебя как с Наталкой?

— Военная тайна, — Гнат приложил палец к губам.

— У вас всё военная тайна, — махнула рукой Зина. — Минеры по всем хатам облазили чердаки, искали шкуры для чучел, наготовили из фанеры и досок «машин» и «орудий» — и думаете, что об этом никто ничего не знает?

Гнат в ответ промолчал.

Обоз тронулся дальше.

Постукивали бузлуки по чистому льду, посвистывали полозья саней. А вокруг — белая пустыня под голубым небом. Лошади заметно устали. Ездовые то и дело подхлестывали их.

— Как думаете, капитан? — обратился Михалюта к Доминго, кивнув на сани, на которых лежали конские чучела. — Клюнут немцы на наживку нашего полковника?