Павел Автомонов - Ледовый десант

Те в ответ промолчали.

Обоз выбрался на финишную прямую. А через три часа дозорные конники и пехотинцы остановились вблизи лагеря генерала Василия Андреевича.

Вперед пошли Стоколос, Микольский и Хуткий с группой автоматчиков. Хотя еще вчера Андрей знал из радиограммы из штаба генерала Шаблия, в каком урочище находятся партизаны Василия Андреевича, все же шли они, держа оружие наготове.

Наконец послышалось:

— Пароль!

Микольский узнал голос партизана из своего отряда. Крикнул:

— Андровский!

Тот подбежал, обрадованный неожиданной встречей. Пояснил Микольскому:

— Наш отряд прикрывает областной штаб с запада. Швабы каждый день сюда лезут, а боеприпасов — кот наплакал! Сегодня пароль: «Киев» — «Курок»!

— Чтоб было на что спускать курок, мы привезли вам десятки тысяч патронов, — весело сказал, вмешавшись в разговор поляков, Андрей. — Куда направлять наш обоз?

— Вот это да! — развел руками часовой. — Прямо дар божий!

Партизаны, охранявшие штаб, радисты, врачи, бойцы роты управления выбежали из землянок, блиндажей, стали допытываться:

— А соль привезли?..

— А патрончиков к автоматам?..

— А табак есть?..

Минеры-подрывники начали обниматься. Теперь они снова станут в своих отрядах бойцами передовой линии партизанского фронта, как назвал их еще летом генерал Шаблий.

— Тол есть?..

— Мины «МЗД-5» есть?..

— А «маломагнитные» мины?..

— А письма из штаба привезли?..

— Кое-кому и письма есть, — сказал Терентий Живица. — Станцуйте, отдадим…

Заходящее солнце, скрытое деревьями, едва освещало партизанский лагерь последними лучами. В тот вечер оно не просто заходило на ночь. Взойдет оно уже в новом, 1944 году.

Хотя смерть Гутыри, Веремея и еще двадцати бойцов, погибших во время перехода из Овруча, угнетала людей, все же в лагере царило оживление. Расспросы, объятия, возбужденные голоса.

Из командирской землянки вышел Василий Андреевич. Полы фуфайки расстегнуты, на ремне — пистолет ТТ. На генеральском кителе золотисто поблескивали пуговицы. Фуражка надета немного набекрень. Из-под козырька выбивалась прядь русого чуба.

Генерал-майор внимательно осмотрел прибывших, кого-то выискивая. Наконец его чисто выбритое, без единой морщинки лицо оживилось.

— Микольский? До Москвы на самолете, а из Киева? На сером коне?

Микольский уловил в голосе командира тревогу, насторожился.

— Василий Андреевич… Что нибудь случилось с моей Галей? Да?

— Ты, Микольский, того… не очень… Все уже прошло.

— Галя жива?

— Жива. Сейчас она в Самарканде, в госпитале.

— А почему же Хуткий мне ни слова об этом не сказал? — обиженно спросил Микольский.

— Так мы договорились с Василием Андреевичем, — ответил Гаврила и отправился к своим бойцам.

— Успокойся, — сказал генерал, — Галю ранило.

— Да ведь она же медсестра! — удивленно воскликнул Микольский.

— Оказывала помощь другим. А пуле безразлично, медик ты или боец передовой… Все будет хорошо. Генерал Шаблий прислал самолет, и пилоты вывезли раненых и с ними Галю на Большую землю. Пока вы сюда добирались с обозом, она успела даже написать. — Василий Андреевич достал из кармана письмо. — Вот для тебя.

Микольский взял письмо. Ему вспомнилось, как в июне этого же сорок третьего года Василий Андреевич вызвал его к себе и сказал:

«Выслушай меня внимательно. Есть свежие данные. Под Владимирцем в лесах прячется много поляков, бежавших из городов и сел. Их терроризируют немцы, польские и украинские националисты. Возьми взвод и узнай, что там и как. Надо людям помочь».

«Зачем взвод? Я прихвачу аккордеон, газету на польском языке «Червоний штандарт», листовки, а в рукаве куртки спрячу пистолет. Возьму еще пару лимонок», — ответил генералу Микольский.

Тот подумал и согласился:

«Тебе видней!»

Под Сарнами Микольский встретил двух капралов из польского отряда самообороны и пришел с ними на хутор. Кругом в палатках жили сотни польских семей. Зашел в одну хату и стал играть на аккордеоне. Скоро там столпились женщины и мужчины. Он играл «Червона ружа, бялый квят». Девчата подпевали. Вдруг в открытые окна просунулись дула винтовок. Прозвучало грубое:

«Руки вверх!»

«Руки вверх? — переспросил Микольский. — А кто будет играть за меня? Ты? Так ты не умеешь! Лучше, не мешай!»

«Он еще и разглагольствует, пся крев! Провокатор! — закричали польские националисты. — Расстрелять его!..»

Микольский сжал мехи аккордеона под нацеленными винтовками. У него был пистолет, спрятанный в рукаве. В кармане две гранаты. «В конце концов, — подумал он, — могу порешить нескольких, а потом и на себе поставить крест». Однако это не выход. Его прислал сюда сам Василий Андреевич, чтобы помочь людям, а при случае и привести мужчин в партизанский отряд.

«Я командир партизанского отряда Микольский, — сказал он. — Я бью фашистов под командованием генерала Василия Андреевича, депутата Верховного Совета…»

Эти слова произвели впечатление на поляков. Но кто-то вдруг крикнул:

«Врет он! Петлю ему на шею!»

Щелкнули затворы винтовок. И тут же стройная чернявая девушка, та, что минуту назад пела, загородила Микольского собой.

«Позор убивать человека, который пришел к нам с песней! Так могут поступить лишь нелюди!» — крикнула она дрожащим от волнения голосом.

Микольский ощутил теплое пожатие руки девушки. Вдруг из сеней в хату ворвались люди с винтовками.

«Оружие в сторону, панове!»

«А вы кто?..»

«Мы партизаны отряда имени Устина Кармелюка. А перед вами с аккордеоном командир Микольский».

«Правильно! Партизаны-кармелюковцы наши друзья. Они всегда помогают полякам».

«Просим! Заходите в хату!»

Националисты испугались, ушли прочь.

«Как твое имя?» — спросил Микольский девушку.

«Галя. Я из-под Клесова. Убежала в лес. А ты вправду Микольский?..»

И вот теперь ранена… В Самарканде… А где это?

— Галя! Галя!.. — вздохнул Микольский, прочитав письмо жены.

— Партизанские хирурги, возможно, так не сделали бы операцию, как в Киеве. А оттуда Галю эвакуировали в Самарканд, — сказал Василий Андреевич. — Ты не печалься. В Самарканде лето долгое, и Галя там быстро вылечится. Генерал Шаблий передал, что она выздоравливает. Так что успокойся.

— Верю, что так. Я уже спокоен, Василий Андреевич, — кивнул Микольский.

К генералу подошел Стоколос. Доложил о прибытии обоза с боеприпасами, сообщил о потерях, понесенных партизанами в дороге. Назвал Устина Гутырю и еще несколько фамилий. А вот какая фамилия у поляка Веремея, Андрей не знал.

Василий Андреевич спросил тихо, почти шепотом:

— А где похоронены погибшие бойцы?

— Знаем, товарищ генерал-майор…

Больше не надо было никаких слов. Под кронами могучих сосен и дубов воцарилась тишина. Партизаны сняли шапки, пилотки, фуражки. Было слышно, как неподалеку стреляли искрами костры: в котлах варился ужин. А немного подальше полыхал самый большой костер, возле которого в огромных железных бочках минеры вытапливали из авиабомб и снарядов тротил. Его потом заливали в формы, и эти плитки использовали на железных дорогах в диверсионной работе.