Валерий Барабашов - Незримые поединки

Во сне почувствовал, что кто-то вошел. Открыл глаза и увидел два темных дула карабинов.

— Сопротивляйся нет пользы. Твой плену, — сказал, коверкая русские слова, один из солдат.

За углом хаты Мальцев увидел женщину, которая была в поле с девушкой, когда он подходил к ним.

— Что ты сделала?

— Не кривись… У немцев тебе будет не хуже.

На губах женщины появилось подобие улыбки. Пленный шагнул к ней, хотел плюнуть в лицо. Не смог. Помешала запекшаяся кровь.

…Вовсю светило солнце. Шли лесной полосой, от которой пахло сыростью и молодой зеленью. Над травой синели еще свежие лепестки подснежников.

— Я бы хотел ее увидеть, — внезапно сказал Мальцев, остановившись. — Можно?

Михаил Тихонович попросил, чтобы ему никто не показывал ту женщину.

— Узнаю сам, — сказал он. — Постараюсь узнать.

В Ендовище, на поле, они обходили колхозниц, звено за звеном, и вдруг Мальцев остановился напротив Натальи Коршуновой.

— Не узнаешь?

— Нет… — растерянно ответила Наталья.

— А помнишь летчика, которому ты сказала: «У немцев тебе будет не хуже»?

Она узнала. От испуга руки ее повисли как плети. Из фартука выпал лук.

— О господи!

— Знала бы ты, как «легко» мне было у них… — Голос Мальцева дрогнул. Еле овладев собой, он круто повернулся и зашагал к машине.

Заговорили женщины, молча наблюдавшие эту сцену:

— Догони! Стань перед человеком на колени!

— Проси прощения!

А потом кто-то громким голосом сказал:

— Иди домой, Наталья. Не будут сегодня люди работать вместе с тобой…

Жена бригадира Егора Кузьмича Стрыгина, Мария Васильевна, потрудилась старательно и со знанием дела. Все, чем богата земля российская, все, кажется, разместилось на этом столе.

Гости занимали места кто какое хотел, но каждый стремился быть поближе к Мальцеву.

Приветственные речи заранее не готовили, но без них не обошлось. Ведь в Семилуках считали, что летчика со сбитого немцами самолета давно нет в живых. Говорили, что его расстреляли фашисты. А он, выходит, поборол саму смерть.

Всех сидящих сейчас за столом интересовала каждая подробность его биографии. В сущности, кроме Мартыненко, гостя из Башкирии никто не знал.

И вышло так, что говорил только один он, Мальцев, а остальные слушали.

Воевал тут, под Воронежем. Летал на штурмовиках — «Илах». Особо большого вклада в победу над фашистами сделать не успел. Так вышло. Но раза три здорово всыпал фашистам. Особенно помнится Мальцеву удар по вражеской автоколонне на Задонском шоссе. Пожалуй, около сотни машин с солдатами уничтожили тогда летчики полка. У Мальцева осталось после штурмовки несколько бомб и реактивных снарядов. С разрешения командира эскадрильи он отделился от строя и взял курс на станцию Латное — она значилась в задании как запасная цель. Тут на путях стояло два железнодорожных состава. Мальцев прицельно спикировал и выложил на них весь боекомплект. Станция скрылась в огне и дыму.

В тот сентябрьский день они летели на задание вдвоем — Мальцев и командир звена. Линию фронта прошли благополучно. В Девицком лесу в просветах листьев и на полянах увидели коробки немецких танков, стволы орудий, фигуры солдат. Солидные силы собирал тут враг: то ли намеревался атаковать наши позиции, то ли готовил засаду на случай прорыва своего фронта. Штурмовики появились неожиданно. Уже после первого захода советских самолетов загорелись многие фашистские машины. Новый удар бомб и реактивных снарядов пришелся по дальнобойным батареям. Потом штурмовики спустились до 30 метров и высыпали на скопление врага горючую смесь.

Командир звена передал по радио:

— Ложимся на обратный курс. Следуй за мной!

Мальцев шел за старшим товарищем, который умел искусно применять противозенитный маневр. Огонь врага был сильным и многослойным. Вдруг машина вздрогнула, наступила тишина. Прежде чем Мальцев понял, что случилось, ему в лицо ударило пламя. Летчик приподнялся, готовясь выпрыгнуть с парашютом. Взгляд упал на высотомер: 80 метров. Поздно! Впереди сверкнула лента Дона. Штурвал на себя, скольжение… Через несколько секунд машина стукнулась о землю, и Мальцев потерял сознание…

К счастью, Мальцев не попал ни в Освенцим, ни в Майданек, ни в какой иной фашистский специализированный лагерь смерти.

Ни перевязывать, ни лечить его не стали. Зачем? Все равно умрет. Два дня держали в грязных и холодных подвалах. Потом — допросы в штабе полевой жандармерии. Каждый час менялись следователи. Били, угрожали расстрелом и виселицей, требовали выдать военные сведения. Мальцев не сказал врагам ни слова.

Побывал не в одном лагере, сидел в тюремном карцере, два раза неудачно пытался бежать. Был жестоко бит. Видел, как от голода и болезней умирали товарищи. Терзался от этого, зная, что ничем не мог помочь им.

Ни раны, ни голод, ни другие лишения не могли одолеть его крепкого, закаленного деревенской жизнью организма.

В конце 1942 года Мальцев оказался на одной из угольных шахт Рура. Тут было не лучше, чем в лагерях для военнопленных. Владельцы шахт следовали тем же инструкциям: советских людей не щадить. Пленных с востока кормили хуже скота. Из партии в семьсот человек, в которой Мальцева привезли сюда, к весне 1945 года осталось в живых… двадцать два товарища.

Но советские люди находили способы сопротивления и в этих условиях. На шахте часто выходило из строя оборудование. Распространялись антифашистские листовки, информации о неудачах гитлеровских войск на фронте. Подпольной работой руководили москвичи Георгий Зимин и Евгений Молоткович. Особенно активен и бесстрашен был Зимин. Жалко, что не дожил он до Победы. Заболел туберкулезом, был переведен в лагерь смертников, который пленные называли «ямой», и там умерщвлен фашистами.

Мальцева слушали затаив дыхание. Никому не хотелось уходить, так и проговорили до пяти утра…

Весть о том, что в День Победы будет открыт памятник колхознице-героине Прасковье Щеголевой и что на торжество приехал спасенный ею летчик Михаил Мальцев, быстро облетела всю округу, С раннего утра на крутых берегах Дона бушевало людское половодье. Шли группами и в одиночку, подъезжали на легковых машинах и автобусах. Из Семилук, Подклетного и Ендовища, Воронежа и соседних деревень.

Людской говор, детские голоса, песни жаворонков, звуки оркестра, шум волн на реке слились воедино и стояли над улицей до тех пор, пока на открытую грузовую машину, заменившую трибуну, не поднялись секретарь райкома партии И. Ф. Юшин, председатель колхоза Г. А. Скляров, военком И. С. Старов. Рядом с ними стали А. С. Щеголев и худощавый мужчина в парадной форме лесничего.

Кто-то рядом с машиной сказал: