Рудольф Кальчик - Рукопожатия границ

Меня с Ионом Булгэре и двумя другими пограничниками оставили как раз возле заставы, в окопе, отрытом во весь рост. Ион занял место у ручного пулемета, а я готовил ленты; двое других, с винтовками и гранатами, расположились в семи-восьми шагах от нас. Начальник заставы почти все время находился в здании, у телефона. Еще четверо-пятеро солдат заняли позицию на несколько сот метров правее нас, под старым высоким тополем, который мы использовали обычно как наблюдательный пост; такая же группа расположилась и слева. Остальные были разбиты на дозоры, патрулировавшие посменно вдоль границы в сторону Пожежены и Коронини.

Время от времени командир выходил из здания и сообщал нам что-нибудь новое. Так мы узнали, что бои идут в Бухаресте, где началось вооруженное восстание, в нефтеносном районе вокруг Плоешти, в Констанце, а также в Бэрэгане и на границе, за Тимишоарой и Арадом. Мы поддерживали связь со всеми заставами вверх и вниз по течению Дуная, так что нам всегда своевременно становилось известно обо всех передвижениях гитлеровцев на этом участке. Но ни в ночь на 24 августа, ни на следующий день ничего особенного не произошло. Только вверх по Дунаю, в сторону Белграда, непрерывным потоком шли немецкие суда. 25 августа их поток вдруг оборвался. Когда мы позвонили на заставы, расположенные вниз по Дунаю, то узнали, что наша военная флотилия перерезала немцам путь в Островул Корбулуй за Турну-Северином и что в это утро потоплено шестьдесят немецких судов. У нас пока стояла полная тишина. Но всех беспокоила обстановка в Тимишоаре и Араде, где, как мы слышали, немцы и хортисты, используя танки, вели бешеные атаки со стороны Венгрии. Казалось, наша застава так и останется в стороне от боев и нам не придется свести счеты с гитлеровцами.

— Не беспокойтесь, — сказал как-то начальник заставы. — Если им не удастся пробиться в другом месте, они попытаются пройти здесь, чтобы ударить с тыла по фронту под Тимишоарой, а также по Лугожу и Решице…

Наш командир не был сугубо военным человеком: до войны он работал учителем, до мобилизации был младшим лейтенантом запаса. Вот уже четыре года он служил на границе. И хотя у нашего начальника не было большого военного опыта, он хорошо разбирался в обстановке. Младший лейтенант часто советовался с Ионом Булгэре: они вместе прибыли на границу и понимали друг друга с полуслова. Они предполагали, что от Молдовы Веке, где находилась наша застава, немцы могут подняться до Молдовы Ноуэ, или до Решицы, или неожиданно опрокинуть фронт под Тимишоарой. Гитлеровцы могут также спуститься вниз по Дунаю до Оршовы и Вырчиоровы и даже до Турну-Северина, чтобы овладеть проходом из Олтении в Банат. Сначала эти предположения казались мне пустой болтовней, однако почти точно так и случилось.

Вот как это было!

Двадцать шестого августа утром снова потянулись немецкие суда, но не вверх по течению, как накануне, а вниз, со стороны Югославии и Венгрии. Как только мы их заметили, сразу же объявили тревогу и по телефону от пикета к пикету сообщили об этом на Оршову и Турну-Северин. Суда обогнули остров и скрылись из виду. Через некоторое время из Корониней нам ответили, что конвой прошел и мимо них. В тот же день караван достиг Оршовы. Здесь немцы высадились и хотели занять город. Начались рукопашные уличные бои. Наши солдаты из 94-го пехотного полка пытались сбросить гитлеровцев в Дунай. Но те были поддержаны огнем судовой артиллерии и мониторов. Упорные бои продолжались несколько дней.

Таким же путем, от пикета к пикету, мы узнали, что и в Турну-Северине идут бои с немцами, отступающими из Олтении. Все население города — рабочие судостроительных верфей, железнодорожники и даже женщины и дети поднялись против фашистов. Гитлеровцы были разоружены и взяты в плен. Немцам не удалось соединиться со своими частями в Оршове и Вырчиорове и занять проход через горы в Банат.

У нас было спокойно и днем и в ночь на 27 августа. Только дальше, на западе, наши пограничники сдерживали гитлеровцев, прорывавшихся вместе с хортистами из Венгрии в направлении Тимишоары и Арада. Теперь мы не сомневались, что немцы попытаются высадиться и на нашем участке, стремясь ударить в тыл румынского фронта в Банате. Все эти дни мы были начеку, внимательно наблюдали за Дунаем и продолжали отрывать окопы под вербами и возле здания заставы.

И вот, когда было далеко за полночь, на прозрачной глади воды показались силуэты четырех судов, идущих с потушенными огнями и приглушенными моторами. Суда проплыли мимо и скрылись за островом. Мы подумали, что немцы спешат на помощь к своим в Оршову и Турну-Северин, и передали вниз по реке о их приближении. Но спустя некоторое время наши из Корониней, а также дозор, посланный в ту сторону, сообщили, что вниз по Дунаю не прошло ни одно судно. «Но куда же провалились немцы? — спрашивали мы себя. — Ведь мы же собственными глазами видели, как они проплывали мимо!»

— Они за островом! — воскликнул Ион Булгэре. — Они притаились там и ждут утра, чтобы атаковать нас…

Именно так оно и было: гитлеровцы хотели нас провести, хотели заставить нас подумать, что они удалились, а потом навалиться как снег на голову…

На заре, когда над Дунаем еще висела предутренняя мгла, четыре немецких судна показались из-за острова. Сначала они проплыли немного вверх по течению, пока последнее судно стало в ряд с остальными, затем, повернувшись в нашу сторону, друг за другом направились к берегу.

Начальник заставы, младший лейтенант Соаре, побежал к телефону, чтобы сообщить об этом в роту и попросить подкрепления. Но рота наша была разбросана на большом протяжении по всему берегу. Другие же части сдерживали гитлеровцев на западной границе. Так что никто в эту минуту не мог дать ни одного человека. Нам посоветовали не терять присутствия духа, потому что немцы делали попытку высадиться и в других местах, но, встретив отпор, отступили.

— Если будут атаковать? — спросил младший лейтенант.

— Держитесь… Удерживайте границу и заставу любой ценой!

Мы стали наблюдать за медленно приближавшимися судами. Начальник заставы смотрел в бинокль, и по нескольким оброненным им словам я понял, что гитлеровцы полны решимости атаковать. Соаре был крепкого сложения, высокий, стройный и плечистый — настоящий пограничник. В то же время мне он казался медлительным и вялым, и я даже побаивался, что младший лейтенант растеряется и мы не сумеем разбить гитлеровцев. Только потом я понял, что именно эта медлительность, за которой на самом деле скрывалась строгая расчетливость, спасла нас.

Гитлеровцы остановили свои суда в трехстах шагах от берега и стали спускать на воду лодки. Немцы находились прямо перед нами и на довольно близком расстоянии для стрельбы, но Соаре запретил пока открывать огонь.