Н Жарков - Незримый фронт

— Посылали его обратно, — сказал Онгарбай, — но он уезжать не хочет, не повидав сына.

— А твой бы отец уехал? — пробурчал напарник Онгарбая.

Новые постовые покачали в такт головой. Трудно было определить, одобряют они поведение Садырбая или нет.

До стоянки Кундакбая ехали молча, гуськом. Только раз Садырбай нарушил тишину и попросил напарника Онгарбая не забыть разыскать Ракиша и сказать, что, мол, отец приехал к нему повидаться. Сейчас находится у Кундакбая и просит разрешения на свидание. Провожатый, ехавший сзади, заверил, что все сделает.

Кундакбая Садырбай застал в просторном шалаше, хорошо утепленном сеном, скрытом от посторонних глаз густым кустарником.

Увидев Садырбая, Кундакбай помрачнел. Глаза налились злобой.

— Кто вас прислал? — спросил он.

— Сам приехал, — ответил Садырбай. — Я отец, а сын мой находится у вас, Кундакбай.

— Мне хорошо известно, что вы посланы ГПУ. Хотите вызнать, сколько нас, чем вооружены, где стоят наши шалаши, сколько их, как к нам лучше подобраться и напасть. Это ведь велели разведать?

— Ой-бой, нехорошо говорите, Кундакбай. Отцам своих джигитов надо верить.

— Как вы узнали, что мы в горах?

— Если бы мы, отцы, не знали, где блудят наши дети, плохие бы мы были отцы.

Двое приближенных Кундакбая переглянулись.

— Вы аксакал, а не ребенок, — повысил голос Кундакбай. — «Крутить» у меня не советую. Здесь горы.

— Горы не китайские, а Алтын-Эмельские. Я в них вырос, как и ты, Кундакбай. Они мне не страшны, да и ты тоже.

— Ах, ты так! — заорал Кундакбай.

Сидевшие с ним рядом остановили его руку.

— Кто ваш сын? — спросил Кундакбай.

— Сын мой — Ракиш Садырбаев, а я, если вы не забыли казахских законов и обычаев, Садырбай.

— А, Садырбай, припоминаю. Ракиш — один из первых моих помощников. Давайте не будем горячиться, — примирительно сказал Кундакбай.

— Давно бы так. Теперь слушай! Мы, отцы сыновей, которые у вас в отряде, знаем друг друга и не таим друг от друга новостей. Неделю тому назад я был в ауле Кожамкула, сын которого Серик тоже у вас. К Кожамкулу из дальнего аула приехал свояк сына и рассказал, что ваш отряд уже прибыл из Китая и находится в верховьях гор. Как достигают вести самых глухих уголков в наших краях, вам, думаю, не стоит рассказывать. Потом, какой же тут секрет, если каждый год в это время вы приезжаете в наши горы?

— Верю вам. И все-таки свидание с Ракишем у вас, почтенный Садырбай, не состоится. Ракиша я отправил в Лепсинские горы. Трудно сказать, когда он вернется.

В это время Ракиш, стремительно ворвавшись в шалаш, бросился к отцу.

Кундакбай только махнул рукой, и все, кто был в шалаше, вышли. Вслед, однако, Кундакбай крикнул:

— Утром, Садырбай, вас проводят домой.

— Пойдем, отец. Не будем терять времени. Где твоя лошадь?

Одну только ночь Садырбай провел с сыном. Не успел наговориться, рассказать всего, что хотел. Радовало одно: Ракиш твердо обещал навестить больную мать, жену, детей, разыскать сына Кожамкула Серика и передать ему желание отца.

Под вечер Садырбай, державший направление на свой аул, изменил его и двинулся к Ошакбаеву.

День был удивительно хорош. Всю дорогу пели ему жаворонки, стрекотали кузнечики, улыбались тучки. То, что сам он подпевал им, это куда ни шло. А вот зачем подмигнул тучке, никак понять не мог. Творилось что-то неладное.

— Совсем мальчишкой стал, — оборвал он себя и запел свое. Песенки, начатой им на половине пути, хватило ровно до ворот дома, в котором размещался Ошакбаев.

— Что так скоро, аксакал? — встретил его вопросом Ошакбаев.

— Не дал Кундакбай долго засиживаться. Выгнал. Вызывай начальника. Есть новости. Ракиш приедет на днях в наш аул с товарищами. Пусть поторапливается. Да что это я? Путь от Талды-Кургана до нас длинен, все равно не успеет. Ладно, утром расскажу. До утра не буди меня. Чертов Кундакбай выспаться даже не дал.

Проводив нарочного с пакетом в райотделение, Ошакбаев лег отдохнуть. Сон, однако, не шел. Мало пока рассказал Садырбай о своей поездке, но его возбужденное состояние, уверенность в себе говорили, что поездка была небезуспешной.

Уведет Садырбай Ракиша у Кундакбая. Если бы не одного увел, совсем вышло бы хорошо. Кундакбай сразу бы почувствовал неладное. Начало разложения банды — начало ее смерти.

Утром, только хозяйка вышла подоить корову, Садырбай, открыв глаза, позвал:

— Сынок, ты спишь?

— Где тут спать после вчерашних ваших вестей, — откликнулся Ошакбаев.

— Я бы давно уехал домой, но договориться надо. При хозяйке неудобно рассказывать. Пришлось лежать с закрытыми глазами. У Кундакбая, сынок, не все ладно. Ненадежный народ собрался. Пообещай многим из них Советская власть не наказывать за разбой, который они творили на родине, останутся здесь. Только я вышел от Кундакбая и появился в их логове, облепили, как мухи. Говорил с разными людьми. Тоскуют по родине. Ракиша только прямо спросить, останется ли он дома, поопасался. А побывать в ауле, повидать мать, жену, детей он с радостью согласился. Та же, видать, думка его гложет, что и друзей. Есть среди них и матерые волки. Чувствовал, как Ракиш оберегал меня от них. Один из постовых, задержавших меня, оказался хорошим парнем. Вложил я ему в уста новость о решении нашего правительства простить всех бандитов, которые добровольно явятся. Думаю, будут знать об этом все, кому надо.

Рассказав подробно о месторасположении банды, Садырбай спросил:

— Что будем делать, если приедет Ракиш с друзьями?

— Хорошо бы побольше сманить их из банды и оставить здесь, — ответил Ошакбаев.

— Вот и я так думаю, сынок. Жене, невестке и родным скажу, чтобы уговаривали Ракиша уйти вместе с друзьями из банды.

— Считай, отец, договорились. Начальник тебе об этом же толковал. Я буду поближе к вам, у Ербола. Что потребуется, дадите знать.

— Все, сынок. Попью чайку и в путь.

…Ракиш появился в ауле поздно ночью. Ждали его на третий день после приезда Садырбая, как было условлено, а он приехал только на шестой.

— Что же запоздал, сынок? — спросил его Садырбай. — Я уж начал тревожиться, не знал, что и думать.

— Кундакбай не пускал. Пригони, говорит, косяк лошадей из дальнего аула, тогда отпущу. Друзей моих всех разогнал кого куда. Вот один Койшигул остался и того кое-как выпросил. Не хотел тревожить Кожу, второго моего спутника, но Кундакбай все-таки велел ему ехать со мной.

Поняв сына, Садырбай повел Койшигула и Кожу в другую, заранее приготовленную юрту.

— Вы только не обижайтесь, — говорил он им дорогой. — Ракиш должен побыть с женой, детьми, с матерью. Мы вас будем беречь, поить и кормить так же, как сына. Здесь удобно отдохнуть после далекого пути. Хозяин этой юрты — близкий мой родственник и верный человек.