Н Жарков - Незримый фронт

Вряд ли подобные разведданные доставили бы удовольствие оберсту и его командованию! Но было в Уральске и нечто другое, что, конечно, заинтересовало бы его, передай об этом Мельниченко!

Впрочем, Мельниченко передавал в разведцентр оберсту собранные в Уральске «разведывательные» сведения. Передавал старательно, регулярно…

Уже на следующий день в Уральск прибыл представитель НКВД СССР капитан Волынский. Он выслушал Кучевасова и Мельниченко, сопоставил их показания с данными, имевшимися в НКВД. Говорили они правду. И сведения зафронтовой разведки, и данные, сообщенные ранее попавшими в руки органов НКВД в разных местах парашютистами-агентами, совпадали с показаниями Кучевасова и Мельниченко.

И капитан Волынский, и занимавшийся этим делом лейтенант Кондаков, и я пришли к общему мнению: игра стоит свеч. Кучевасов и Мельниченко стали выполнять задания оберста Шмидтке. В эфир ушла первая радиограмма Мельниченко о том, что группа благополучно приземлилась в заданном районе, только Викулов разбился. Потом, захоронив Викулова, они добрались до Уральска, осели, сфабриковали себе документы из бланков, которыми снабдили их в разведцентре.

Шмидтке сразу же откликнулся на радиосигнал. Но он, разумеется, не был простаком. Ничего нового его лаконичные радиограммы не давали. Он не задавал вопросов, не давал никаких новых заданий и наставлений, он просто держался в пределах того, что уже было известно Кучевасову и Мельниченко, требовал выполнения задания.

В городе были военнослужащие — Мельниченко исправно отстукивал об этом оберсту. Над городом прогудели бомбардировщики — опять пошла радиограмма в разведцентр.

Одним словом, Мельниченко отстукивал оберсту каждый раз именно то, что в данный момент было выгодно для тех, кто насмерть стоял на волжском берегу, сдерживая натиск врага, пока наше Верховное Главнокомандование готовило западню для рвущихся к Волге захватчиков.

Видимо, фашистам эти «данные» казались убедительными. Эшелоны-то шли, самолеты летали, гарнизон в Уральске был! Наконец оберст Шмидтке начал действовать смелее. Он задал несколько вопросов. Из них, правда только предположительно, можно было сделать вывод, что Шмидтке, возможно, кое-что знает о районе Уральска, выходящее за пределы «информации», представленных ему Кучевасовым и Мельниченко. Он требовал уточнить кое-что.

«Уточнение» требовало от нас осторожности: это могло быть проверкой Кучевасова и Мельниченко, могло стать ловушкой для нас. А нам надо было не только водить за нос оберста, но и соблазнить его «возможностями» высадок здесь новых агентов.

Из этого затруднения нам удалось выйти.

Тогда последовало такое, что Волынский, Кондаков и я крепко задумались.

Оберст поставил ряд вопросов, из которых явствовало, что он располагает данными, которые успел разведать и радировать «юнкерс», и теперь требуется «освежить» их или, что еще хуже, в районе Уральска орудует еще кто-то из его агентов и Шмидтке перепроверяет его, а может быть, наоборот, проверяет Кучевасова и Мельниченко.

Как быть?

Посоветовались с Москвой. Решение было найдено. Оберсту дали «сведения». Видимо, он удовлетворился ими.

Его «разведчики» Кучевасов и Мельниченко, превратившиеся в наших контрразведчиков, продолжали действовать. И небезуспешно. И их доля труда, выразившаяся в дезинформации противника, в какой-то мере способствовала победе наших войск в битве на Волге.

А гитлеровцы перешли-таки Волгу! Я не мог не подумать об этом, наблюдая колонны пленных фашистских вояк, следовавших под конвоем в наш глубокий тыл. Прибывали они на станцию Уральск эшелонами. Тут получали паек и следовали дальше. Для них война уже кончилась. По ним в родном фатерланде по приказу фюрера похоронно звонили колокола.

Это было в 1943 году. Для развития успеха наступавших войск нашу 213-ю дивизию под командованием генерал-майора П. А. Шевченко перебросили по железной дороге в район Валуйки — Белгород. Пока шли эшелоны, фронт отодвигался все дальше на запад. Недавние места боев становились глубоким тылом. Полки выгружались и торопились вслед наступавшим частям к Северному Донцу.

Поля освобождались от снега. По дорогам бежала ручейками вода. Пушки, машины и брички с боеприпасами увязали на оттаявших дорогах. Бойцы на руках вытаскивали их из грязи. В валенках и овчинных полушубках они шли день и ночь. Бывалые солдаты знали, что надо быстрее попасть к месту боя, чтобы не дать противнику закрепиться на новом рубеже. И все-таки южнее Белгорода, на линии Маслово-пристань — Пуляевка — Северный Донец нам пришлось занять оборону, сменив обескровленную кавалерийскую дивизию.

Начались бои местного значения. Бойцы зарывались в землю, командование укрепляло оборону, а мы, работники особого отдела, изучали поступившее пополнение, передний край обороны, занятый дивизией. Спешили с проведением мер, гарантировавших штабы и подразделения войск от проникновения вражеской агентуры. Все как будто шло хорошо. Но вот в апреле от старших оперуполномоченных полка Мартынова и Худайбергенова стали поступать сведения об исчезновении с переднего края наших солдат. Исчезали они по одному, ночью и из одного места.

Тщательная проверка тревожных фактов показала, что эти солдаты не могли ни дезертировать, ни перейти на сторону врага. Все они были комсомольцами, надежными бойцами.

Для разгадки этого чрезвычайного происшествия я выехал на место, взяв с собой работников особого от-дела дивизии старшего следователя Трусова и оперуполномоченного Артемова.

Недалеко от Северного Донца, по берегу которого проходили наши окопы, на пригорке стоял кирпичный дом. Раньше в нем размещался сельсовет, в период оккупации — немецкая комендатура, а сейчас жили там три женщины: две сестры Федоровы и некая Мэри с сыном да маленькой комнатной собачкой Жучкой.

На наши вопросы, почему они остаются жить в опасной зоне, а не эвакуируются, Мэри за всех объяснила, что при немцах уйти не успели, а сейчас, мол, не к чему.

— Уж раз погнали немцев, — заявила она, — так и отсюда выгонят.

Объяснение было убедительным. Если бы не излишняя развязность Мэри и какая-то наигранность в голосе.

Во время войны всякое бывало. Многим не удавалось вовремя уйти от немцев. Некоторые оставались на оккупированной территории без видимых причин, но таких были единицы. С ними стоило знакомиться поближе. Мэри тоже нельзя было обойти, причем сделать это надо было так, чтобы не вызвать у нее никаких подозрений.