Аида Гюмреци - Алые маки на серых скалах

— Что молчишь? — уже построже спросил майор.

— Сам видишь, кто я, — дерзко «затыкала» Ася. — Цыганка я! Роме Длинноногого знаешь? Я из его табора. Давай лучше, господин мой хороший, я тебе погадаю, а ты меня накормишь. Веришь, со вчерашнего дня крошки хлеба во рту не было!

Насчет еды Асе не надо было притворяться. Она была очень голодна, и искренность ее не оставляла сомнения.

— Поесть успеешь… Да и то посмотрим, как ты этого заслужишь! Лучше скажи, что делала ночью у речной балки?

— Вот он же видел: шла к вам! — Ася пренебрежительным кивком указала на капитана. — Сама шла от красных, а эти заслужиться хотели, вот и привели вроде как пленную… Зря, я вижу, ушла оттуда! Там обращались со мной получше и кашей кормили…

— Ну-у! От хорошей жизни не уходят. Тебя или прогнали, или за делом послали. Врать ври, да только не завирайся! А то…

Майор выразительным жестом ладони провел у шеи, показывая, как все последующее будет выглядеть. Ася презрительно усмехнулась:

— Боюсь я, что ли? Может, мне самой жить на свете надоело?

— Такой молодой и красивой… Что же так?

— То и так, что моя планета изводит меня на нет, — с готовностью излить наболевшую душу, простодушно сказала Ася. — Обманул меня, гад! Клялся в верности. Увел из табора… И поменял на другую… Русскую взял! Плюнуть я плюнула ему в глаза. А вот убить духу не хватило. Волосы на себе рвала от злости, а отомстить не сумела. Гордая я, но на колени перед ним стала. А он презреньем меня ошпарил.

И Ася вдруг закрыла лицо ладонями, плечики у нее затряслись. А что, если бы Цолак так поступил с ней? К тому же от него столько времени нет вестей… При одной мысли о коварстве любимого или о несчастье с ним девушка горько-горько заплакала.

— И зачем ты нашему брату, русскому, поверила? Мы и своих-то бросаем, не то чтобы цыганке верность сохранять, — добродушно сказал майор.

Ася краешком глаза видела, что капитан стоит весь зеленый от злости и, конечно, ни словам ее, ни слезам не верит. Только пока не решается высказаться, ждет, что начальство скажет.

— Русский? Стала бы я за русского страдать! Он цыган! — исступленно завопила Ася. Влажные от слез глаза ее засверкали от гнева. — Настоящий цыган из нашего табора! Только давно военным стал. Сначала в белых ходил, теперь красным командиром заделался. С малолетства мы любили друг друга, а вот как походил он у красных в начальниках, так сразу русскую подружку завел. Теперь Аза ему не нужна… У-у-у, гад, зарежу, зарежу я его! И цацу его зарежу!

Ася вошла в роль. «Ведь верят же артистам на сцене! — думала она. — Почему бы и ей не играть так, чтоб и жизнь свою спасти, и пользу принести?» И она так потрясала кулаками, у нее было такое отчаянное, искаженное гневом лицо — ну как не поверить!

Ася опустошила себя полностью и, уже не в силах продолжать игру, опустилась на земляной порог и горестно свесила голову. Да, не знала она, даже не представляла, что воспоминание о Цолаке сидит в сердце такой глубокой печалью, что потрясает не только ее самое, но и заставит дрогнуть сердце этого беляка-майора…

— Ну а к нам зачем шла? Ведь если бы любимый тебе не изменил, ты и сама красной стала бы, а? — вкрадчиво спросил майор.

— Верно, была бы и я красной! Что в том плохого? Хорошие они люди, цыган не презирают, — с обезоруживающей простотой сказала Ася, — но раз он меня бросил, то зачем мне красные? Они же не дадут мне отомстить ему! У них просто: полюбил другую — что тут такого? И ты полюби другого. А я умру, если не отомщу! Умру… Я к вам шла, чтобы вы мне помогли. Он красный командир, он все знает! Выкрадите его, богом вашим прошу! Выкрадите, я вам помогу. Я его заманю, а вы его возьмите живьем…

Камо на прощанье сказал, что надо действовать по обстоятельствам. Так ли она действует? Не выдала ли себя каким-нибудь словом? Впрочем, теперь отступать уже нельзя. Только бы ей поверили…

У Аси сверкали глаза. Надежда на «месть» давала ей силу. Казалось, протяни ей сейчас кинжал и приведи обидчика, ну хотя бы вот этого желчного капитана, она и вправду его убьет!

Майор молчал, но во взгляде его было что-то похожее на сочувствие. Молчал и тот, кого больше всего опасалась Ася. Играя роль, она не раз обращалась взглядом и в его сторону, ища в прищуренных глазах хоть немного человечности. Но они так и не потеплели…

— Как вы думаете, Игорь Васильевич, можно ей поверить? — Майор вопросительно посмотрел на капитана.

— Думаю, играет. Даже переигрывает! — уверенно ответил тот.

— Но цыганская месть — вещь вероятная… К измене они, кажется, беспощадны, — в раздумье сказал майор. — Ну а что нам в конце концов мешает проверить?

— Можно и проверить. Но опасно: рискуем попасть в засаду!

На некоторое время в землянке воцарилось молчание. Ася стояла с каменным лицом, будто и не слышала этого выразительного диалога.

Да, майор явно раскис, только не хотел полностью признаться в этом капитану, который, как могла судить Ася, был гораздо умнее и прозорливее его.

— Ладно, ведите ее. Но под вашу личную ответственность! Пустите вперед и чуть что — застрелите на месте.

— Слушаюсь, господин майор! — отчеканил капитан и, обращаясь к Асе, грубо буркнул: — Пошли!..

Ася медленно поднялась, опустошенная и измученная. Менее всего ей улыбалось иметь в провожатых этого капитана! Она знала, что он видит ее насквозь… Но делать нечего. Одно уже было замечательно, что они направятся в сторону Особого отряда.

Ее, конечно, не накормили пахучим солдатским борщом, запах которого доходил и в эту сараюшку, где снова ее заперли. Ася сидела на пенечке в глубоком раздумье. Вспомнила родителей. Одна за другой мелькали в голове картины детства. «Ася, не ходи босиком по полу, простудишься!» — все время волновалась за нее мать. Видела бы она сейчас свою старшенькую…

Время тянулось томительно медленно. Ася уронила голову на колени и приказала себе заснуть, как учил делать это в сложных обстоятельствах Камо. Но сон не шел: она думала о предстоящем своем возвращении. Конечно, если в сопровождении будет всего несколько человек, она вполне может привести их к секрету и группа Новикова справится с ними. Если же капитан возьмет больше людей, она в самом начале пути даст себя расстрелять при попытке к бегству. Очень не хотелось гибнуть, но иного решения не было…

Когда, наконец, ее вывели из курятника, короткий осенний день уже кончился. Капитан шел с ней пока один, но Ася знала, что так не может быть. Очевидно, за ним последует отряд… Хотелось бы знать его численность! А-а, видно, офицер решил ее перехитрить и будет держать людей на расстоянии. Это осложняло положение.

Вышли на знакомую Асе дорогу. Двигались молча: она впереди, он сзади, вероятно, с наганом в руке — девушка чувствовала это всей кожей, но виду не подавала. Надо было продолжать «жить в образе», но играть перед человеком, который не верит ни одному ее слову, не хотелось. Но ведь и молча идти было неестественно для молодой цыганки! Надо все же с чего-то начинать, и Ася с тревогой в голосе попросила: