Аида Гюмреци - Алые маки на серых скалах

По рекомендации Бакинского комитета в отряд Камо были приняты и местные коммунисты: Арусяк Габриелян, Гайк Айрапетян и — к великой радости Аси — ее любимая Амалия Тонян.

Встреча двух подруг была такой бурной, что не обошлась без слез, без «хлюпанья носом», как презрительно говорила Аня Новикова. Ася и Ами ушли от всех и долго бродили по бакинским бульварам, чтобы вдоволь, без свидетелей, наговориться. Вспоминали годы учебы, которые теперь казались им такими счастливыми и прекрасными, будто не было ни треволнений, ни пережитого страха и горя. С печалью вспоминали о погибших большевиках.

— Каких людей мы потеряли! Каких людей! — с болью сказала Амалия. — Веришь, Асенька, в те дни, после падения Бакинской коммуны и расстрела комиссаров, я ходила как оглушенная. Тяжелые времена мы переживали… Иной раз думалось: ни один коммунист не уцелеет в Баку…

Да, этим двум подругам было о чем поговорить! Им бы и целого дня не хватило.

В конце концов Амалия, извинившись, остановила ее:

— Уже поздно, Асек, пора идти. Завидую я тебе, что ты была на фронте с таким человеком, как Камо. Кстати, небось все вы, девчата, влюблены в него?

— Признайся — ты сама полюбила его с первого взгляда… Но если серьезно, Ами, то Камо такой человек, что в него влюбиться невозможно. Его можно только уважать и любить. А вот скажи мне, только по-честному, не слыхала ли что-нибудь о Цолаке Аматуни? — неожиданно для себя вдруг спросила Ася.

— О Цолаке? Аматуни? — искренне удивилась Амалия и недоверчиво взглянула на подругу: не шутит ли? Но, увидев ее пылающее лицо, поняла, как мучительно было Асе заговорить об этом человеке. Неужели она не знает, что и он зачислен в отряд Камо?

— Что ты говоришь! — обрадовалась Ася. — Но ты ничего такого не подумай, — спохватившись, добавила она, — Камо предупредил бойцов отряда, чтобы никаких ухаживаний не было между нами.

— И Камо прав! — решительно сказала Амалия. — Революция — прежде всего! А после победы можно и жениться и пережениться…

…Пора было думать о сне. Девушки тихо поднялись к Габриелянам, решив, что Амалии уже поздно идти домой.

Когда они на цыпочках пробрались в комнату, там уже все спали. Только Арусяк беспокойно заворчала:

— Тс-с, полуночницы, девчат разбудите… Ложитесь на диван!

Через несколько дней после встречи с Амалией Ася неожиданно, нос к носу, столкнулась с Цолаком Аматуни.

— Асек!

Боже мой! Как крепка, как совершенна грудная клетка человека, если она способна выдержать натиск готового выскочить из нее взволнованного сердца! Мысленно Ася давно готовила себя к возможной встрече с Цолаком. Но она вовсе не предполагала, что потеряет при этом власть над собой, что при всем честном народе бросится к любимому на грудь и зарыдает.

— О чем, глупая моя? Я рядом. Все позади, — взволнованно прошептал Цолак и нежно провел ладонью по ее волнистым волосам, щекотавшим его подбородок.

— Я долго-долго ждала писем! — подняв голову, застенчиво сказала Ася.

— Я тоже. В Москве ты совсем забыла меня. У тебя столько новых друзей, один краше другого… Тебе было не до меня!

В голосе Цолака слышалась обида. Ася испытующе взглянула на него: уж не ревнует ли? Этого только недоставало…

— Это же мои товарищи по отряду, понимаешь?

— Понимаю, Асек.

— А потом… Потом ты должен знать, что у нас в отряде никаких ухаживаний нет. Все железно.

Цолак засмеялся. Он потянул ее в сторону от дороги, в нишу какого-то подъезда, и прижал ее ладони к своим щекам. Ася осторожно отняла руки. Ждать с трепетом и нежностью этой встречи и самой разрушить выстраданное временем счастье…

— Ты, верно, не поверил мне, Цолак? А ведь это правда. Коль тебя зачислили в отряд Камо и ты стал таким же бойцом, как и я, — все, отныне до самой победы никаких нежностей. Никаких, никаких…

Было очевидно, что Ася старается внушить это слово не столько Цолаку, сколько себе. При этом глаза ее повлажнели, а голос предательски задрожал.

— Все ясно, Асек… Мне бы только знать, что ты есть. И не просто есть, а для меня — есть!

— И я, и я, Цолак-джан, хочу быть в этом уверенной. Но дай слово, дай слово, что отныне ни взглядом, ни словом не выдашь перед кем бы то ни было нашу тайну! Иначе… Иначе я тебя разлюблю…

— Значит… Значит, любишь меня? О-о, роднуля моя! Тогда я готов ждать, бесконечно ждать, пока сама не позовешь…

— Поклянись.

— Жизнью клянусь! Моей и твоей жизнью!

Ася, оглянувшись по сторонам, чуть приподнялась на цыпочках и дотянулась губами до Цолака. Он едва успел ответить ей тем же, как она порывисто отступила.

— Все. Довольно. Не обижайся, Цолак-джан! Следующее наше свидание будет в день нашей победы у Девичьей башни. Жди меня там!

— Жестокая…

— А слово? Будь мужчиной, Цолак! Следующий поцелуй — в день победы!

— Есть в день победы! Постой, а час?

— Кто первый освободится, будет ждать другого.

— А если… А если кого-то уже не будет?

— Не слышу, Цолак. Не хочу слышать такое. Мы будем, оба будем!

Так больно прозвучало в сердце это слово «если». Нет, нельзя распускаться! Надо верить и мужественно надеяться на счастье.

Цолак остался стоять, а Ася быстро-быстро уходила от него. Какое счастье знать, что твой любимый — твой единомышленник… Что оба вы делаете одно святое дело: боретесь за победу революции…

Тайные склады находились в разных районах Баку: на Биби-Эйбате, Баилове, Шамахинке, Серном городе…

Разодетые девушки в сопровождении «кавалеров» садились в фаэтоны и среди бела дня перевозили драгоценный груз для раздачи рабочим отрядам и отправки дагестанским повстанцам.

Чаще всего «барышень» охраняли старые большевики, весьма умело руководившие этими смелыми операциями.

Как Ася и ожидала, Амалия оказалась незаменимой в работе.

— Ами так беззаботно, так естественно держится, будто совершает увеселительную прогулку! — рассказывал Асе Сергей Мартикян, который ездил вместе с Амалией как ее старый дядюшка.

Но Ася-то знала, что это кажущееся пренебрежение опасностью требовало железной выдержки и стойкости… С такой же внешней легкостью выполняли задание и обе Ани. Изысканно одетые, они ходили обедать в те рестораны, где неизменно бывали офицеры, которые подсаживались за столики «светских дам» и с удовольствием проводили время в откровенных беседах о войне и мире.

— Скажите же, ради бога, когда станет возможным вернуться нам в Петроград, в свои дома? Нет, плохо, плохо, господа, вы боретесь с большевиками! Доблестные войска, а с мужичьем не справляетесь… Остается взяться нам за оружие, как это делают красные девки.

Если верно, что характер решает судьбу человека, то Ане Новиковой он помогал держать незадачливых поклонников на расстоянии, но одновременно настраивал офицеров на откровенность.