Аида Гюмреци - Алые маки на серых скалах

Надвигался один из многих мартовских рассветов двадцатого года.

Бабушка Габриелян по привычке встала задолго до рассвета с первыми криками петухов. Как ни старалась она двигаться тихо в своих мягких, ею же связанных из грубой шерсти тапочках, все же Ася, даже не открывая глаз, безошибочно могла определить, чем та занята… Вот она стоит молится. Слов Асе уловить не удается, да ведь и так ясно, что вымаливает бабушка у своего всемогущего бога, в которого верит беспредельно.

Она просит, чтобы он помог внучке Арусяк, сидящей в Метехском замке Тифлиса, выйти на свободу и вернуться в Баку. Просит счастья и другой внучке — Марии, которая сейчас вместе со своим латышом где-то скитается.

Правда, латыш — парень что надо: и ладный собой, и добрый, и обходительный. Но ведь и у него ни кола ни двора. Мало того, еще скрывается от полиции и неизвестно, чем все это кончится. А если у них дите родится, что тогда? Ну ладно, пока жива она, ее бабо, — еще полбеды, как-нибудь выходит малютку, а там жизнь покажет… Не так ли за Каспием, в Астрахани, и мать Аси просит бога уберечь ее дочь-скиталицу?

Бабушка Габриелян, кончив молиться, ополоснула лицо, зажгла керосинку, поставила чайник. Только после этого подошла к Асе.

— Вставай, бала [7] Бала — дитя. -джан! Ты ведь просила с рассветом поднять тебя! Глянь, скоро и солнышко взойдет…

Ася схватила высохшую, с корявыми пальцами руку и поднесла к губам. Всем-то на свете эта бабушка сестер Габриелян была бабушкой!

— Ну-ну… — растрогалась та и кончиком своего черного ластикового фартука вытерла глаза.

— Бабо-джан, сейчас я иду к Марии. Что ей передать? — поспешно одеваясь, спросила Ася.

— Пусть бережется! Пусть и своего латыша бережет. А если там дите намечается, пусть не тоскует: я еще жива. Подкинет мне — и все! Я ведь, правда, еще ничего, а? Ты не смотри, что ревматизм спину согнул в три погибели…

И, не дожидаясь ответа, бабушка пошла с вечно опущенной головой на кухню, чтобы, как она сама говорила, из ничего сделать что-нибудь съедобное и накормить того, кто окажется за ее столом.

Ася торопилась. Она наскоро пожевала кусочек хлеба и проглотила кипяток, заваренный сушеным амемом [8] Амем — съедобная дикорастущая трава. , что собрала летом все та же бабушка. Когда девушка вышла, рассвет уже разбудил город: отовсюду к промыслам тянулся рабочий люд. Приказчики, поднимая столбы пыли, старательно мели вениками перед своими магазинами, причем они не собирали мусор в кучу, а выбрасывали на середину и без того до предела запущенных улиц.

Ася убыстрила шаги. Около дома красильщика Мушега уже стоял Филипп Новиков. Он еще издали помахал ей рукой. Ася улыбнулась: как приятно было снова с ним встретиться!

— Давно, Ванюша, ждешь? — озабоченно спросила она, привычно называя парня выбранным им самим именем.

— Да всего пару минут. Ну как там, в Тифлисе, наши? Впрочем, после, Асек, выберем время, и ты все мне подробненько расскажешь! А сейчас пойди разбуди молодоженов!

Приход этого мартовского рассвета ждали и в комнатушке, где нашли приют Ян и его Мусит. Хозяин дома тоже был большевиком — его рекомендовали товарищи из бакинского подполья.

Ян уже давно бездумно смотрел широко раскрытыми глазами в потолок. Но обостренный слух чутко ловил малейший звук за пределами этой маленькой комнаты.

Мария тоже не спала: Ян это чувствовал по той напряженной позе, в которой она, не шевелясь, неудобно лежала, — зарывшись головой в подушку. Хотелось повернуть ее лицом вверх, растормошить, приласкать, успокоить…

Тихий стук в дверь хотя и не был неожиданностью, все же тревожно отозвался в груди Яна. В комнату заглянул хозяин квартиры и сказал о приходе товарищей.

— Зовите, — не узнавая своего голоса, глухо попросил Ян и, стараясь не смотреть на Марию, начал поспешно одеваться.

— Ян… — Мария прижалась к его груди, — Ян!

В ночной рубашке, худенькая и стриженая, она сейчас больше, чем когда-либо, походила на подростка.

«Ты же была готова к этому, что с тобой?» — с укором спросили его глаза.

Мария опустила веки.

Удивительно непохожими были эти два человека — высокий плечистый Ян и щупленькая, тоненькая женщина, почти ребенок, едва достающая макушкой до его подбородка. После недавно перенесенного тифа Мария выглядела особенно слабой и угловатой…

Ян своей огромной пятерней провел по ежику ее густых каштановых волос. Ему надо было сказать ей сейчас что-то утешительное, что-то особо важное. Такое, что говорится в подобные минуты, говорится однажды и никогда больше не повторяется. Но слов не было. Да, страшно, если он ее больше не увидит…

— Идем, Ян. Тебя назначили! — сказала только что вошедшая Ася.

— Меня? — переспросил Ян машинально, и сам удивился своему глухому, с хрипотцой, голосу. Вопрос был праздным, поэтому Ася ничего не ответила.

«Никогда раньше перед заданиями он так не волновался, пока в его жизнь не вошла Мария», — отметила про себя Ася. Она понимала, в каком состоянии находится Ян, с сочувствием смотрела на лихорадочно одевавшуюся подругу.

— Новиков ждет на улице. Позову его, что ли?

— Зови. Я уже готова, — наскоро натянув на себя платье, ответила Мария.

Ася хотела выйти, но Филипп сам догадался зайти. Напрасно Мария ждала, что он скажет сейчас нечто успокоительное. Никакого разговора между друзьями не было. Ян собирался молча, а Филипп задумчиво дымил папиросой. Что и говорить — эти двое были под стать друг другу — несловоохотливы.

Мария немного успокоилась. Ее радовало, что Ян пойдет с этим моряком, выглядевшим надежно и мужественно.

Одно только ее коробило: неуловимое, снисходительно-ироническое отношение этого «морского волка» к их любви! В присутствии Новикова, казалось Марии, Ян чувствовал себя в чем-то виноватым. Будто его огромная любовь к ней отнимала у матроса самое что ни на есть близкое и дорогое.

— Прощай, Мусит! Надеюсь вернуться живым! — прервал наступившее тягостное молчание Ян и еще раз, поспешно и неловко, прижался губами к ее повлажневшим глазам.

— Ян! Ян! — тоненько, по-детски, снова позвала Мария. Дверь захлопнулась, Ян плотно сжал губы, а Филипп снова зажег папиросу.

Ася по себе знала, что в одиночестве Мария даст волю слезам. Однако это не помешает ей делать то, что надлежит делать сегодня. Она вот-вот застучит каблучками по мостовой к рабочему клубу, а оттуда к назначенному времени незаметно проберется на отведенный ей сегодня наблюдательный пункт.

— Мария — хороший товарищ, — неожиданно для себя сказал Ян. Казалось, он хотел как-то оправдать любимую за несдержанность, а заодно и за то, что сейчас, шагая с друзьями рядом, он мысленно был с ней.