Аида Гюмреци - Алые маки на серых скалах

Отряд Камо переживал последние дни подполья. Бойцы его разгружали с пароходов «Кавказ» и «Виктор Гирш», стоявших у пристани в Черном городе, боеприпасы, которые тайно доставлялись на рыбацких лодках из Астрахани. Оружие перевозили на тачках с пустынного берега за чертой города в подпольные склады. Доверенные лица из боевых дружин бакинского подполья вооружали и обучали рабочих-нефтяников искусству ведения уличных боев.

Все нити подготавливаемого вооруженного восстания сходились в главном штабе большевиков, который помещался в главном здании Революционного совета обороны Дагестана, в нагорной части города на Николаевской улице.

День и ночь дежурили в штабе видные руководители бакинского пролетариата: Мирза Давут Гуссейнов — председатель штаба, Гамид Султанов, Виктор Нонейшвили, Чингиз Ильдым, Али Гейдар Караев, Камо и другие большевики. Ян Абол со своей группой должен был захватить почту и телеграф, а Роман Разин — здание парламента. Остальные боевики возглавляли рабочие дружины по охране нефтепромыслов, чтобы хозяева во время восстания их не взорвали.

— От них, товарищи, всего можно ожидать: мол, ни вашим, ни нашим, пусть лучше пропадает! Помните, охрана нефти — главная задача! — строго предупредил бойцов Камо.

В последнюю ночь подполья Ася не раз видела Камо и не переставала удивляться его выдержке и стойкости. Он как-то незаметно, буднично руководил своими людьми! Без суеты и спешки, без напряжения, он сейчас претворял в жизнь то, что являлось завершением дела всей его жизни, ради чего он годами терпел тюрьмы и ссылки. Глядя на Камо, можно было подумать, что он один из рядовых членов партии, который, собственно, выступает лишь в роли исполнителя. Однако самый главный пульс — пульс вооружения и охраны — бился в его сильной руке.

Аня Новикова, Аня Литвейко, Арусяк Габриелян и Ася были назначены связными. Девушкам в эту ночь, кроме того, пришлось проносить в свертках динамит для боевых дружин.

— Последние денечки я с вами, девчата, а там… — Новикова недоговаривала, что же это «там». После казни Филиппа она была сама не своя! Когда он был жив, Аня раздражалась при малейшем намеке на то, что Филипп тайно вздыхает по ней. «Глупости. Скажите ему: пусть сам не срамится и меня не изводит. Не потерплю!»

Теперь же она уже не могла скрыть свои чувства. Да и не в ее прямой натуре было притворяться…

— Какого парня погубили, изверги, — едва скрывая слезы, горестно говорила она. — Одного себе до смерти не прощу, что так жестоко отнимала у него надежду… Эх, Филипп, Филипп! Если бы ты только знал!

Такая искренность обезоруживала всех, и никто из товарищей не отваживался ни пожалеть ее, ни улыбнуться насмешливо…

«Вот тебе и Ван Ваныч!» — думала Ася. Как же тщательно она все время следила за собой, что никому и в голову не пришла мысль о каких бы то ни было чувствах… На первом плане для Ани Новиковой была и оставалась революция. И Ася не сомневалась, что, повторись все сначала, девушка поступила бы так же, как и раньше.

Идя в последнюю ночь подполья по темным улицам Баку с заданием, Ася думала: будет ли Цолак так же, как Аня, тосковать, если ее вот сейчас не станет? А если его? О, нет! Она не могла себе этого представить! Между тем, поглощенная мыслями, Ася не заметила, как к ней подошел аскер.

— Стой! Куда идешь? — сурово остановил он ее.

— Азиз-джан, бегу за доктором, мать при смерти! — вся похолодев, с ходу сочинила Ася. Молодой девушке встретиться ночью на безлюдной улице с аскером было равносильно тому, как Красной Шапочке — с Серым волком в лесу. Было страшно не только за свою жизнь, но и за то дело, что она должна была довести до конца! К тому же аскер мог заметить пристегнутый под платьем к ее поясу дамский браунинг. И Ася стала боком.

— Отпусти меня, азиз-джан! Ты представь, что я твоя сестра. Ведь ее бы ты не обидел? — умоляюще сказала Ася на ломаном азербайджанском языке притихшему аскеру.

— Большевичка? — вдруг чуть слышно спросил он.

Ася замерла: что сказать? Сочувствует ли он большевикам? Впрочем, времена изменились. Близость Красной Армии протрезвила и аскеров. Может, он сам ждет не дождется ее прихода? Но она не могла себя выдать.

— Да я бедная девушка и плохо разбираюсь, что на свете творится, — пробормотала неуверенно Ася.

— Иди! — В голосе аскера прозвучало ясное сочувствие к ней.

Ася тут же сорвалась с места.

Везирова будить не пришлось. Он с нетерпением ждал связного. Передав ему приказ штаба, Ася тут же хотела бежать обратно, но Везиров остановил ее:

— Переоденься для предосторожности в другую одежду. Жена, дай девушке что-нибудь подходящее из вещей нашего Самира.

Стоявшая рядом с ним молодая женщина, похожая на девочку-подростка, принесла Асе на выбор ворох одежды. Ася со вздохом натянула на себя все чужое и оставила свое.

— Ты бы ее проводил! Ей же страшно, — уже уходя, услышала она шепот женщины.

— Меня тут же задержат патрули, а ее, видишь, пропустили… Эти девушки страха не имеют, — возразил жене Везиров.

«Ах, если бы ты знал, дорогой товарищ, как мне страшно… Ведь надо проделать тот же путь! А если вновь задержит аскер, но уже другой? — подумала Ася, петляя по переулкам, скрываясь в тени деревьев и домов на обратном пути к штабу, где ее ждали, чтобы послать с новым заданием.

В городе были мобилизованы все боевые отряды рабочих, готовые по первому же сигналу начать вооруженное восстание.

Но сигнал в эту ночь так и не последовал…

Делегация большевиков во главе с Гамидом Султановым, который уже был избран членом ЦК Азербайджанской компартии, с Нариманом Наримановым, тоже членом ЦК, и другими товарищами предъявила ультиматум мусаватистскому правительству о сдаче власти.

В это время парламент заседал на Большой Николаевской улице, в здании «Исмаилис». «Почтенные» представители национальной буржуазии — нефтепромышленники, местные помещики-беки, ханы — обсуждали создавшееся положение. Как раз сегодня телеграф принес известие о победном приближении к Баку Одиннадцатой армии. Бронепоезд и передовые части были уже на подступах к ближайшим железнодорожным станциям… Парламент принял ультиматум большевистской партии. Его члены безоговорочно сдали свои полномочия и освободили зал заседаний. Спасая свои шкуры, буржуазное правительство выговорило себе право выезда в меньшевистскую Грузию.

Город еще спал, когда 28 апреля в три часа ночи власть перешла в руки большевиков Азербайджанского революционного комитета. Тут же, ночью, были освобождены заключенные…

Первым влетел в Баиловскую тюрьму Ян Абол: ведь уже около месяца его Мусит сидела там.

— Дорогой мой человек! — увидев ее среди заключенных, вскрикнул Ян. — Как ты все это стерпела?