Хаджи-Мурат Мугуев - Господин из Стамбула. Градоначальник

— Натурально! — согласился Греков. С минуту он напряженно о чем-то думал и затем решительно сказал: — Есть, есть, господин консул, такой человек. Решительный, опытный. В таких делах, что называется, собаку съел. Это войсковой старшина Икаев. Сам горец, кристальной чистоты и честности человек. Он распутает это дело.

— Я слышал фамилию этого офицера. О ней много говорят в городе… конечно, хорошего, хорошего, н-но… — консул замялся, — но, видите ли… Я, конечно, вполне доверяю вашему выбору, однако полковник Икаев сам горец, кавказец, у них, на Кавказе, как говорят, свои обычаи и законы, и я боюсь, что если следствие обнаружит своих… — консул поправился, — то есть горцев своего племени, то полковник Икаев, связанный обычаем и традициями и прочими условностями гор, не сможет…

— Господин консул! — вставая с места, оскорбленно воскликнул Греков. — Войсковой старшина Икаев — офицер русской армии и мой помощник. Я не знаю порядков и традиций в греческой армии, но в своей Донской я их отлично помню. Честность, прямота, самопожертвование, храбрость и вера в бога — вот что такое русский офицер. — И, продолжая стоять, он сказал: — Поручаю это дело войсковому старшине Икаеву.

Консул и остальные поднялись. Прием был окончен. Консул, прощаясь, сказал:

— Я очень уважаю доблестную Донскую армию и всех ее офицеров. Прошу передать привет полковнику Икаеву.

Вместе с молчащими спутниками он направился к выходу.

***

Войсковой старшина Икаев начал следствие на следующий же день. К одиннадцати часам утра он вызвал на допрос свидетелей — Апостолаки и настоятеля греческой церкви. Священник пришел один. Несмотря на розыски подручного, его в. этот день нигде не нашли, не нашли его и позже. К вечеру выяснилось, что дальновидный Апостолаки через два часа после беседы с градоначальником бежал на Кубань, где у него были родные. Опрошенный Икаевым священник был крайне молчалив. Он сразу же отказался от своих предварительных показаний, заявив, что никого не видел и никакого кавказца к Касфикису не вводил. Говоря это, он со страхом посмотрел на высокого, смуглого, черноусого офицера в черкеске, очень напоминающего ему… Настоятель даже вздрогнул, когда Икаев поглядел пристально на него.

Вернувшись домой, настоятель долго мыл руки каким-то особенным душистым мылом, потом покрестился на иконы и прошел к консулу. Сев рядом, они долго о чем-то шептались, покачивая головами.

— А что сделаешь? Ничего! — разводя руками, сказал консул и горестно поник головой.

Ночью он написал обстоятельный доклад в Грецию о загадочной смерти и ограблении купца Касфикиса.

Через день следствие было закончено. Выяснилось, что убийцей был некий грек Апостолаки, компаньон убитого, сбежавший неизвестно куда.

Вызванный вторично в комендатуру градоначальника, настоятель греческой церкви подтвердил это заключение, зажвив следователю, что он и сам подозревал в убийстве Касфикиса скрывшегося от следствия Апостолаки.

***

— Что это, батенька мой, такое? Греки какие-то исчезают, ценности у них грабят на большие тысячи валютой, а я ничего не знаю, — подчеркивая последние слова, подозрительно спросил Греков, глядя на курившего Икаева.

— Да… что-то такое было, — спокойно сказал Икаев. — Только здесь много неточностей, уважаемый Митрофан Петрович. Во-первых, ценности — грошовые, во-вторых, валюты не «на большие тысячи», а скорее на считанные сотни. И, наконец, третье — у я приготовил по этому поводу вам доклад, вот он, пожалуйста, — вынимая из кармана бешмета большой пакет с сургучной печатью, сказал Икаев.

— На сколько страниц? — кладя его в стол, спросил Греков.

— На сотню с лишним, и все на чистой английской бумаге, — пуская колечко дыма, сказал Икаев.

Греков удовлетворенно мотнул головой, вздохнул и тихо сказал:

— А все же, дорогой Казбулат Мисостович, если поступать так, как в полках есаулы, насчет безгрешных доходов, вроде там лошадок, овса и всего прочего, — не вернее ли будет, а, как вы думаете?

Икаев с усмешкой посмотрел на него и пренебрежительно сказал:

— Кустарное дело, а не работа, это же холодные сапожники, а не умные люди. На овсе да на подметках далеко не уедешь.

— Зато спокойнее, — многозначительно сказал градоначальник. — Во-первых, здесь не казачья сотня, а целый город, и какой город — Ростов, а во-вторых, все-таки — войсковой круг, всякие там либералы Агеевы и прочая сволочь. Кругом народ… Пойдут слухи, «сплетни, брехня. Дойдет и до атамана.

Он развел руками, прошелся по комнате и наставительно сказал:

— Бросьте это, дорогой мой. Оглянитесь кругом, ведь золото буквально под ногами валяется. И можно… без пролития крови.

Икаев поднял голову, следя за ним.

— Первое — игорные дома. Их и сейчас немало, разведем их больше… Ведь это же неисчерпаемый клад. Дальше. На днях неделя помощи бойцам на фронте. Понимаете? Затем день раненого и больного донского воина… Опять деньги… А обыски, а облавы… Ведь у этих чертовых спекулянтов больше денег, чем во всей донской войсковой казне. А вы… за кинжал — да в пузо! Изобретательность, фантазию надо иметь, дорогой Казбулат Мисостович. Кстати, что это у вас, новинка? — спросил Греков, видя, как Икаев достал из кармана золотой, с матовым отливом портсигар.

— Да. Купил недавно, — небрежно ответил Икаев.

Греков осмотрел брильянтовый вензель на крышке, пощупал крупный сверкающий алмаз и, возвращая портсигар, тихо сказал:

— А еще не найдется?

Икаев вместо ответа извлек из кармана второй такой же портсигар и протянул его засмеявшемуся от удовольствия градоначальнику.

***

Игорные дома в Ростове были разбросаны повсюду — и на окраинах, и в Нахичевани, и около вокзала, но наиболее фешенебельные казино находились в самом центре города — на Садовой улице, Таганрогской площади и в Казанском переулке. Здесь шла самая крупная игра. Помимо общего зала и рулетки, тут были еще так называемые «золотые столы» — особые комнаты, где играли только на золото и устойчивую иностранную валюту. На эти столы не допускались николаевские, керенские, донские и прочие обесцененные бумажные деньги. Тут звенело золото, шелестели доллары и фунты. Молодые и старые мужчины и женщины, военные и штатские с вечера и до утра заполняли игорные дома Ростова. Вокруг столов шныряли жулики, аферисты, шпики, карманники, проститутки. У стен сидели или прохаживались молчаливые люди. Это были скупщики, которым проигравшиеся игроки тут же за треть цены, скорее за бесценок, спускали золотые и серебряные вещи, кольца, брелоки, часы и портсигары. Зажав в дрожащей руке скомканные кредитки, игроки спешили к столам, в неверной, обманчивой надежде отыграться. Молчаливые господа не брезгали ничем, они брали и дамские серебряные ридикюли, и меховые палантины, и боа. Был еще один вид купли-продажи, который происходил тайком, наспех, в дальних комнатах клуба, именуемых «отдельными кабинетами». Но о них знали лишь лакеи, туда и оттуда сопровождавшие спешивших смущенных дам, да сами молчаливые господа, совершавшие за гроши свои «покупки».