Барбара Нейгауз - Радиосигналы с Варты

Ганич еще раз проверил боевое обеспечение с командирами, которые за это отвечали. Когда они узнали, что речь идет об охране группы Анатолия, они проявили еще большую готовность: молодой советский капитан пользовался в батальоне особой популярностью. По окончании совещания в помещении остался лишь лейтенант Зигмунд. С ним Ганич говорил с глазу на глаз.

Батальон был готов к приему десантников, но, судя по всему, и фашисты в свою очередь тоже к чему-то готовились: уж очень необычно они себя вели. Казалось, в их действиях наметился некоторый спад, внезапно прекратились налеты полиции. Но зато фашисты усилили воздушную разведку, их патрули беспрерывно встречались на улицах, южнее и западнее границ Котфина, а в Плавно и Житно стояли в боевой готовности гитлеровские танки.

Обо всех этих тревожных сигналах и говорил Ганич со своим заместителем Павлом. Объяснение можно было дать только одно: видимо, произошла утечка информации. Как ни горько это сознавать, но среди них, должно быть, появился предатель.

В это время в рядах 3-го батальона находилось много так называемых фольксдойче. После сентября 1939 года, когда Польша была оккупирована гитлеровскими войсками, эти люди, чтобы избежать репрессий, объявили себя фольксдойче и, признав тем самым фюрера и рейх, были занесены в гитлеровские фолькслисте. Позже, когда число гитлеровских солдат начало сильно уменьшаться, гитлеровские военные учреждения стали привлекать к службе и фольксдойче. Большая часть из них предпочла, однако, уйти в леса, к партизанам, чтобы вместе с ними бороться за освобождение своей родины от оккупантов. Среди них едва ли были колеблющиеся. Но и предположить, что предатель находится среди бывших вермахтовцев или других немцев, командиры тоже не могли. В 1944 году в Войско Польское перебежало солдат больше, чем когда-либо. Они были родом из разных областей Германии. Так в батальоне имени генерала Бема возникла самостоятельная группа, принимавшая участие во многих операциях. Они давно уже оправдали себя на деле, доказав свою преданность.

— За Зеленого ручаюсь головой, — решительно высказался Павел, и командир согласился с ним. Бывший чиновник пограничной службы, прозванный из-за своей формы Зеленым, он тайно работал на Гвардию Людову во второй половине 1943 года в таможне в Брудзице. Он бесстрашно переправлял через границу генерал-губернаторства борцов Сопротивления, пропагандистский материал и информацию. Когда о его подпольной работе стало известно начальству, он сбежал из таможни и героически сражался против оккупантов на стороне Армии Людовой.

Не могли быть предателями и четверо солдат, пришедших к партизанам в декабре из гарнизона в Радомско прямо в форме и с оружием. Не щадя своей жизни, они участвовали в тяжелейших боях с жандармерией и полицейскими отрядами. Пятый человек из их группы, летчик Штефан, в январе был ранен, а затем захвачен карательной экспедицией и, по-видимому, убит.

— А что ты думаешь о Курце? — спросил Ганич, сильно обеспокоенный осведомленностью противника. — Как-никак он дослужился в жандармерии до звания фельдфебеля.

Павел недоуменно пожал плечами. Перебежчик Курц пробыл у них всего несколько дней, но уже успел принять участие в нескольких вооруженных стычках с противником и держался при этом безупречно.

— В его пользу говорит то, что он привел с собой еще семерых, — ответил Павел, немного помолчав.

Гадать дальше не имело смысла. Если среди них находится предатель, его сразу не обнаружишь. В то же время нельзя было проявлять недоверия к людям, которые ничем не скомпрометировали себя. А вот бдительность следовало повысить немедленно.

Так наступил вечер 22 августа.

В воздухе все явственнее чувствовалось приближение осени. Затянутое облаками небо, казалось, не хотело проясняться. Временами становилось почти темно, моросил мелкий дождь.

В спускающихся сумерках бойцы Армии Людовой рассыпались цепью. На удалении пяти — десяти километров от места высадки группы они установили наблюдательные посты на всех дорогах и тропах. Лейтенант Виор с шестьюдесятью солдатами двигался в направлении на Ясень. На полдороге он оставил группу из десяти человек со станковым пулеметом. В случае преследования гитлеровцев они прикроют тыл. С остальными он залег в укрытие вдоль проезжей дороги, выслав передовые посты.

Пока солдаты находились в лесу, они шепотом переговаривались о том, что произойдет «У родника», где, как они видели, строился шалаш. Шалаш этот находился в стороне от их лагеря, и они исчерпали уже все предположения, гадая о его назначении. Лейтенанта Виора и самого разбирало любопытство. Но он все же напомнил своим людям, что на войне надо отвыкать совать свой нос в чужие дела. После этого разговоры затихли сами собой. По дороге время от времени проезжали группами открытые машины повышенной проходимости.

В это время обер-фельдфебель Стржала и его люди образовали внутреннее оградительное кольцо вокруг площадки для высадки десанта. На поляну люди лейтенанта Зигмунда натащили хворосту на четыре большие кучи да сосновых чурок и приготовили канистры с бензином. В этом им помогали советские разведчики из отряда Невойта.

Невойт появился после полудня вместе со своим заместителем Куприяновым и радисткой. Они остановились на краю поляны, где находился Ганич с офицерами штаба. Погода стояла безветренная. Тихо моросил мелкий дождь. Анатолий Невойт сдвинул фуражку на затылок и оглядел низко нависшие тучи.

— Чудесная погода, — заметил он, — темно, как в мешке.

— Что-то уж больно тихо, — ответил Ганич. — Мы, конечно, услышим гудение самолета, но ведь фашисты тоже не глухие.

Группа Зигмунда закончила раскладывать сигнальные костры. Лейтенант собрал своих людей, чтобы дать им последние указания. Пока они занимались своим делом, кто-то пустил слух, что капитану Анатолию сбросят с воздуха столько оружия, что он сможет раздать его всем. Прежде всего это будут пулеметы, так как большинство сейчас вооружено только винтовками.

Группу будоражили события последних дней. Все стали невольными свидетелями того, как ворвавшиеся в близлежащую деревню жандармы и полицейские, не застав там партизан, часть жителей перебили, а другую часть угнали неизвестно куда. Вот почему партизаны горели желанием поскорее рассчитаться с негодяями в бою.

Молодой солдат Шпинко, родом из Ченстоховы, рассказал, что почти вся его родня погибла на войне или была расстреляна гитлеровцами. Разумеется, он не мог забыть этого. На бледном лице юноши, казавшемся в сумерках просто светлым пятном, гневным возбуждением горели глаза.