Генри Стэкпул - Голубая лагуна [сборник]

Прошло всего четыре года с тех пор, как Берселиус охотился в этих местах, и даже за этот краткий срок количество дичи невероятно уменьшилось. Но он не вправе был жаловаться. Он сам состоял акционером общества и двадцати зависящих от него предприятий.

У самой опушки леса, где алели цветы моины пышными гроздьями, находилась деревня, с жителями которой ныне предстояли переговоры. Она состояла из двадцати пяти или более низких хижин из плетня и глины, покрытых листом и травой. Не было видно никого, кроме старухи, совершенно нагой, если не считать тряпки вокруг бедер. Она стояла на четвереньках и молола что-то между двумя камнями; когда же шествие приблизилось, оглянулась на него через плечо с ужимкой испуганной кошки.

Старуха прокричала что-то дрожащим голосом. Из хижин вышли шесть человек, таких же голых, как она сама; они с минуту уставились на белых, затем, словно движимые одним общим инстинктом, как вспугнутые кролики, метнулись к лесу.

Но Меус предвидел это и заранее отделил семерых из «солдат», которые прокрались в чащу и засели там, в тылу у жилья.

Поднялся большой гвалт, и почти немедленно появились «солдаты», подталкивая перед собой туземцев прикладами.

Они не причиняли им боли, а только продвигали их, куда следует, ибо это пока еще не была карательная экспедиция, а всего лишь отеческое посещение, имевшее целью внушить туземцам зловредность лени и непослушания, и убедить их снестись с виновными и уговорить их снова стать на работу.

Адамс едва мог удержаться от смеха при виде этих черномазых рож, искаженных гримасами страха, но еще комичнее были их телодвижения, когда они выступали, как провинившиеся дети, стараясь оградиться руками от толкающих их сзади прикладов.

Берселиус между тем распорядился поставить палатки, ибо опушка леса, несмотря на тень деревьев, кишела тучами мелких черных комаров, укус которых не уступит укусу москитов.

Меус обратился к туземцам на собственном их наречии, убеждая их не бояться, и после того как палатки были готовы, он, Берселиус и Адамс уселись в тени самой большой, лицом к лицу с семью туземцами, выстроенными в ряд, с одиннадцатью «солдатами» в красных фесках позади.

Эти туземцы, с «солдатами» на заднем плане и Меусом на переднем, представляли собой всю систему администрации Конго в двух словах — словах, подчеркнутых красными фесками.

Эти семеро малорослых, забитых, перетрусивших существ, с вытаращенными глазами и следами цепей на шее, являлись представителями всех мирных и кротких племен Конго, тех людей, которые тысячи лет жили смиренной жизнью, занимаясь земледелием и по-своему служа цивилизации, насколько позволяли их слабые силы в дикой стране. В буквальном смысле, они представляли соль этой темной земли. Правда, скудная соль, но это было то лучшее, чего они могли достигнуть.

С другой стороны, красноголовые дьяволы, тыкавшие их прикладами для соблюдения порядка, являлись представителями воинственных племен, тысячи лет воевавших между собой и превративших всю страну в сплошной ад. Людоеды, в большинстве случаев, все без исключения жестокие, все до единого не знающие жалости.

Меус представлял собой того белого человека, который, снедаемый черным любостяжанием, вооружил, обучил и купил хорошим жалованьем все воинственные племена государства Конго и поставил их надсмотрщиками над мирными.

В довершение, Берселиус и Адамс олицетворяли европейские нации, присутствующие в качестве свидетелей, — первый из них с полным пониманием происходившего, второй — едва разбираясь в трагедии, разыгрывавшейся у него на глазах.

Был среди туземцев маленький пузатый мальчик, которого держала за руку старуха. Он один из всех не казался испуганным; глаза его вращались, но вращались от любопытства.

Большая палатка явно пришлась ему по вкусу; затем он заметил гиганта Адамса и принялся его рассматривать с ног до головы.

Адамсу также приглянулся черномазый бесенок: чтобы привлечь его, он надул щеки, закрыл один глаз, и тотчас же, как бы по щучьему велению, рожица осклабилась, сверкнула двойным рядом белых зубов, после чего мальчик спрятался за старуху и принялся тереться приплюснутым носом о ее бедро.

Но не прошло и минуты, как снова показался вращающийся белок и снова скрылся, когда Адамс втянул внутрь щеки и задергал носом, представляя под своей широкополой шляпой картину, способную одновременно восхищать и устрашать сердце ребенка.

Все это прошло незамеченным для остальных, и все это время Меус не переставал говорить спокойным и степенным тоном. Они должны послать кого-нибудь в лес разыскать виновных и убедить их вернуться. Тогда все будет благополучно. Таков был смысл его речи, и оробевшие туземцы вращали глазами и твердили «слышим, слышим», говоря в унисон, как один человек, и чуть не валились с ног со страху, так как хорошо знали, что все не будет благополучно, и что ужасный белый человек с бледным серьезным лицом говорит одну только ложь, ложь и ложь.

Кроме старухи с ребенком, здесь были еще две молодые девушки, старик, мальчик лет пятнадцати с одной ногой и беременная женщина на сносях.

Адамс почти забыл о маленьком туземце, когда ему напомнил о нем яркий глазной белок, выглянувший внезапно из-под ног старухи.

Никогда еще ему не приходилось видеть более забавного зверька человеческой породы. Он был так человечен, так полон веселости, что трудно было видеть в нем отродье этих забитых, запутанных созданий. И страннее всего то, что в нем наблюдались все ухватки европейского или американского ребенка.

Та же игра в прятки, тот же неудержимый смех, сменяемый внезапной робостью, та же неизменная наглость — не последнее из prim mobile детской души. Он чувствовал, что еще мгновение, и карапуз позабудет об уважении и начнет гримасничать в ответ, поэтому он сделал вид, что не замечает его, и обратился к Меусу и дрожавшим перед ним беднягам.

Когда нотация кончилась, им разрешили вернуться в хижины, в то время как мальчик с ампутированной ногой отправился в лес за виновными. Ему был дан срок до рассвета следующего дня.

Если к этому времени отсутствующие не начнут возвращаться, дело будет плохо.

На Прудах Безмолвия и в окружающих лесах гнездились бесчисленные птицы. Розовые фламинго и пестрые утки, птицы, разукрашенные всеми самоцветными камнями тропиков, птички ростом со стрекозу, и птички, похожие на летающих жуков.

После обеда Адамс предоставил своих спутников курению и сиесте и пошел пройтись по берегу прудов. Их было всего три; три зеркала голубой и неподвижной воды, вполне достойных своего названия, ибо нигде в свете нельзя было найти более невозмутимого покоя.