Генри Стэкпул - Голубая лагуна [сборник]

— Нет, это нам ни к чему, — ответил Керней. — Хочешь, мы попросту будем называть тебя Кэт? Есть ты хочешь? Но, кажется, говорить с ней совершенно бесполезно. Эй, Дик! Иди-ка сюда и разведи огонь. Пойдем со мной, девушка-каначка.

Он протянул руку, чтобы похлопать ее по плечу… взмахнул рукою, но рука его не встретила ничего, кроме воздуха.

— Вот так штука! — воскликнул озадаченный матрос. Ни разу в жизни еще не бывал он так сильно поражен.

Тут играл роль не сам факт, что девушка уклонилась от него, но способ, каким она это сделала. Его рука, пронесшись мимо ее плеча, как бы отогнала ее, словно ветер откидывает занавес, однако, она едва пошевелилась, и ее лицо и поза ничуть не изменились. Девушка совершенно бессознательно уклонилась от прикосновения.

Корней долго смотрел на нее недоумевающим взглядом и, наконец, махнув рукой, отправился помогать Дику готовить обед.

Катафа приблизилась к ним, затем на некотором расстоянии присела на корточки и стала наблюдать за их работой.

Среди даров, выброшенных на берег с разбившейся торговой шхуны, оказалось несколько жестяных ящиков со шведскими спичками, которых могло хватить на много лет. Керней припрятал свой ящик с трутом и теперь зажигал огонь при помощи коробки спичек.

На острове Таори огонь добывали первобытным способом, посредством трения двух кусков дерева, и спички, так легко и быстро воспламенявшиеся, очень заинтересовали Катафу. Она уселась поудобнее и не спускала глаз с Кернея.

Когда обед был готов и Дик принес воды из источника, протекавшего позади участка ямса, Керней окликнул девушку-каначку и движением руки велел ей приблизиться к «столу».

Она подошла на расстояние двух метров и присела на корточки в положении, дававшем ей возможность вскочить и умчаться в любую минуту. Керней протянул ей руку с тарелкой, наполненной пищей, затем передал ей чашку из кокосового ореха, наполненную водой. После этого он и сам принялся за обед. Он казался чем-то раздосадованным.

— С ней что-то неладно, — проговорил он неожиданно, точно рассуждая сам с собою.

— Что неладно, Керней? — спросил мальчик, держа в пальцах жареную рыбу. — Что с ней неладно? Почему это она не умеет говорить?

— Да ничего я не знаю, — сказал Керней, у которого еще живо сохранился в уме недавний случай, объяснить который словами он не умел. — Она непохожа на остальных людей. Ну, не задавай праздных вопросов, а продолжай свой обед. Может быть, все это только потому, что она каначка.

— А что такое каначка, Керней? — спросил Дик, погружая зубы в жирную спинку рыбы.

— Да ешь ты свой обед и не задавай мне вопросов.

Обед продолжался. Катафа ела все с прекрасным аппетитом, но все время не спускала глаз с Кернея. Своей попыткой ударить ее по плечу он и удивил и взволновал ее и невольно заставил ее относиться к себе подозрительно и осторожно.

Ни один мужчина, женщина или ребенок на Таори никогда не пытался дотронуться до нее: для них она была табу, как и они были табу для нее; искусство уклоняться от прикосновения, которое в ней проявлялось так естественно и бессознательно, как и искусство ходить, всегда пускалось ею в ход против каждого случайного прикосновения.

Каковы бы ни были средства, которыми колдунья Джули обучила ее, — одним из них было раскаленное железо, — они не оставили почти никакого следа в сознательном уме взрослой девушки. Колдунья Джуан обратила боязнь прикосновения в закон существования Катафы.

Катафа уклонилась от дружеского похлопывания Кернеем по плечу совершенно так же, как на Таори она часто уклонялась от прикосновения рук при вытягивании рыболовного невода, уклонялась мгновенно и почти бессознательно, но разница все же была огромная. Там прикосновение было случайное, здесь Керней сам захотел дотронуться до нее. Своим поступком Керней поставил себя в ряды совершенно нового рода существ.

Такому впечатлению способствовала и его одежда.

Девушка до этого времени еще никогда не видела никого, одетого в рубашку и брюки: «За этим странным, бородатым и бледным мужчиной, положительно, необходимо наблюдать!» — решила встревоженная девушка.

Дик был совсем иное: несмотря на его рыжие волосы, прямой нос и голубые глаза, он был очень похож на мальчика с Таори.

Катафа окончила свой обед. Керней дал ей тарелку, одну из немногих, уцелевших из оставленных им с «Раратонги». На тарелке были нарисованы цветы, и они очень заинтересовали девушку, — она была уверена, что это какой-то новый вид раковины. Когда моряк встал, сытый и сонный, и отправился, по обыкновению, вздремнуть в укромное местечко между деревьями, Дик, получивший инструкции убрать все и закричать, если девушка вздумает тронуть лодку, заметил, как Катафа украдкой старалась сцарапать цветы с тарелки.

— Они на ней нарисованы, — сказал Дик, забывая, что девушка не поймет его. — Тебе не удастся счистить их.

Катафа посмотрела на него, улыбнувшись, и покачала головой, — она не поняла, что он говорил. Дик вдруг почувствовал, что эта девушка может быть ему хорошим товарищем, и ему захотелось показать ей свои игрушки.

Он вскочил на ноги, побежал в дом и вернулся через минуту с одним из корабликов — фрегатом. Керней сделал по подставке к каждой модели, чтобы она могла стоять, и мальчик принес фрегат вместе с подставкой и поставил его на землю возле девушки.

— Это не такая лодка, как твоя, — сказал Дик, растягиваясь на земле возле модели и перебирая миниатюрные снасти, чтобы девушка могла видеть, как они подвешены.

— Это фрегат.

Девушка присела на корточки и стала с любопытством рассматривать маленькое суденышко, которое имело большое сходство с другим большим судном.

В лагуне Таори, в двух милях от пролива, под десятью саженями воды, лежал корпус затопленного испанского судна, сожженного канаками. Оно наскочило на риф и получило большую пробоину. Пламя едва успело свалить мачты, как оно пошло ко дну; здесь оно лежало на ровном киле, ясно видное сквозь хрустальную воду, и рыбы играли вокруг его кормы. Жители Таори называли его большой пирогой белых, но Катафа ничего не знала ни о его истории, ни о его связи со своей собственной судьбой.

— Смотри! — говорил ей Дик. — Паруса у него квадратные, исключая бизани [38] Бизань — косой парус в форме неправильной трапеции. . На твоей лодке руля [39] Руль — прибор для управления судном. нет.

Он взглянул на девушку; судя по выражению ее лица и интересу, с каким она его слушала, можно было бы подумать, что она его понимает. Она склонилась вперед и пошевелила крошечный руль кончиком пальца. Затем девушка еще больше нагнулась и сильно подула на маленький четырехугольный парус.