Генри Стэкпул - Голубая лагуна [сборник]

— Матаги! — воскликнула она. — О хи амораи ма-таги!

— Вот как это все делается! — воскликнул Дик, довольный, что она такая сообразительная и как будто отвечает ему. — А когда плывешь по ветру, то надо сделать вот так. Этот квадратный парус… Погоди-ка минутку!

Он побежал в дом и, вернувшись со шхуной, поставил ее перед Катафой.

— Вот тут все это лучше видно.

Катафа стала рассматривать модель «Раратонги», слегка наклонив голову набок, — она как будто любовалась шхуной. Наблюдавший за ней Дик был очень доволен впечатлением, произведенным на нее корабликами. Многие взрослые европейцы, умеющие говорить на его языке, не сумели бы понять, в чем дело, или неправильно оценили бы эти важные для него предметы, но Катафа была, по-видимому, вполне в курсе дела.

Дик, который был одинок с молчаливым, начинавшим стареть Кернеем, чувствовал себя свободно и легко с Катафой, и в первый же день знакомства он показал ей свои драгоценные кораблики, которые взрослому человеку он показал бы, быть может, только через долгие месяца.

Она не могла говорить с ним его языком, и он не мог говорить с ней, но она была воплощением молодости. Хотя юноша прожил с Кернеем все свое детство, и Керней научил его говорить, в моряке всегда чувствовался старший, и он никогда не был ему близок так, как это существо одного с ним возраста.

Но между ними лежала пропасть, через которую даже юность не могла перешагнуть, — та же пропасть, которая отделяла Катафу от детей Таори, с которыми, однако, она играла, но играла, как мог бы играть человек с тенью. Но все же молодость могла смотреть через пропасть, через которую, несмотря ни на что, уже переплыли маленькие кораблики.

Эти кораблики очаровали Катафу. Она видела еще много таких же в домике; привлекательные, как игрушки, они вместе с тем были таинственны, как идолы, и, может быть, это и на самом деле были божества Дика и Кернея?..

Дик, внезапно вспомнив о своих обязанностях, быстро схватил кораблики и отнес их в дом, а потом принялся убирать остатки обеда и мыть тарелки и котелок, в котором варился суп. Приведя все в порядок, он опять побежал в дом, но на этот раз принес не кораблик, а палку длиною в три фута и шарик, сделанный из какого-то неизвестного Кернею мягкого розоватого дерева.

Керней придумал для мальчика игру, что-то среднее между бейсболом и крокетом. Ствол большого дерева, росшего на краю лужайки, служил воротами, а отсюда путь шарика шел к стволу хлебного дерева и обратно. Разленившись, Керней за последнее время стал удерживать Дика от этой игры, говоря, что она слишком утомительна. Теперь у Дика появился новый товарищ.

— Лови! — весело закричал Дик, бросая шар Катафе.

Она поймала его; юноша протянул руки, и девушка быстро и метко бросила шар обратно. Она умела бросать камень на расстояние почти сотни ярдов и притом бросать его, как бросает ловкий охотник за мелкой дичью.

Дик показал ей палку и, снова бросив ей шар, побежал к дереву, указал на него и затем стал с палкой в руках, готовый защищать его.

Девушка сразу поняла, чего от нее хотели.

Когда Керней вернулся после своего послеобеденного сна, он застал Дика, сидевшего возле дома с палкой в руке; девушка же стояла на берегу лагуны, купая ноги в воде.

— Что ты делал с палкой? — спросил Керней.

— Мы играли в мяч, — ответил Дик смущенно, будто его накрыли в каком-то проступке.

Керней устроил в доме полки для корабликов, чтобы они не занимали места на полу, на котором он спал с Диком. За домом находился сарай, где хранились припасы и вещи, выброшенные с разбитого корабля; в этом-то сарае Керней и решил устроить спальню для Катафы. Разбившийся корабль дал им несколько одеял вдобавок к взятым ими с «Раратонги», и когда солнце уже садилось, Керней с тремя одеялами в руках — двумя для подстилки и одним для покрывания — сделал девушке знак следовать за собой.

Дойдя до сарая, она остановилась, как вкопанная, у его дверей, затем отступила на шаг и принялась наблюдать за его работой.

Устроив ей постель, моряк вышел из сарая и указал девушке на одеяла.

— У нас нет подушек, — заявил он, — но тебя это, вероятно, не особенно огорчит. Так вот, девушка-каначка, это твоя постель. Тебе она нравится?

Девушка отошла еще на шаг.

— Иди и ложись, — сказал Керней, указывая на одеяла.

Она покачала головой. Это было равносильно тому, чтобы попросить лисицу войти в капкан.

— Ну, в таком случае можешь спать на деревьях, если тебе так угодно, — сердито сказал Керней и отправился в дом, предоставив ее собственному усмотрению.

Дик, уставший от всех событий этого дня, был уже в доме и крепко спал, а матрос, которому надо было осмотреть рыболовные снасти, сел у дверей и принялся за работу. Перебирая сети пальцами и разбирая в уме канаков и их странные нравы и обычаи, он увидел, как девушка вышла из-за деревьев.

Она вытащила из сарая два одеяла и проходила с ними по лужайке к причаленной у берега пироге. Вместе со своими одеялами она вошла в пирогу. Подняв тонкие руки, девушка приводила в порядок волосы. Казалось, будто она прихорашивается перед зеркалом.

Керней окончил свою работу, отложил сеть и вошел в дом. Он волновался и долго не мог уснуть. Его тревожила мысль о Катафе — она не походила ни на одну виденную им до сих пор каначку. Откуда она к ним приплыла? Не с того ли острова, который, по его догадкам, лежал там дальше, к югу? А если так, то не могла ли она вслед за собой привести оттуда других? Затем, эта непонятная ловкость, с какой она выскочила у него из-под руки! А выражение ее глаз, которых она с него не спускала! Нет, положительно, в ней было что-то странное…

Моряк уснул с подобными мыслями в голове, и ему снились тревожные сны. Проспав часа три, он проснулся, и первой мыслью его было посмотреть, что делает таинственная девушка, и все ли благополучно. Сон его отлетел, и он вышел в тихую, безветренную звездную ночь.

Первое, что ему бросилось в глаза, — это дрожащий красный отблеск. На лагуне за рифом горел костер.

Керней с минуту наблюдал за тем, как пламя то разгоралось и отбрасывало полосу красного света на тихие воды лагуны, то замирало, чтобы снова вспыхнуть еще ярче. Затем он бросился к пироге. Девушки там не было, и шлюпка также исчезла, не было весла и в пироге Катафы. Вероятно, она взяла его, чтобы переплыть на риф, так как не умела грести длинными веслами.

На рифе было достаточно сухих водорослей и обломков дерева для разведения какого угодно костра, но чем она зажгла его? Он вернулся назад в дом и стал искать коробку спичек на полке у дверей, куда ее всегда клали, когда она больше не была нужна. Коробка со спичками исчезла!

— Девушка, наверное, бродила, разнюхивая, где что лежит, пока мы спали. Она, вероятно, заметила днем, куда положили спички, и теперь взяла их. Но зачем же она это сделала? — спрашивал сам себя Керней, стоя на месте и почесывая себе затылок. — Что это она затеяла?