Генри Стэкпул - Голубая лагуна [сборник]

Тенар с минуту простоял в раздумье, с портфелем и свертком бумаг под мышкой. Потом поднял голову:

— Что бы вы сказали об охотничьей экспедиции на большого зверя в государстве Конго?

— Спросите ребенка, хочет ли он пирожное, — сказал американец по-английски. Затем по-французски:

— Ничего не могло бы быть лучше. Но это невозможно.

— А почему?

— Деньги.

— Вот в том-то и дело, — сказал Тенар. — Один из моих пациентов, капитан Берселиус, отправляется в Конго для охоты на крупного зверя. Ему нужен в дорогу врач: две тысячи франков в месяц жалованья, на всем готовом…

Глаза Адамса блеснули.

— Две тысячи в месяц!

— Да; он очень богат. Я лечу его жену. Когда я был у нее вчера, капитан изложил мне все обстоятельства, собственно говоря, дал мне carte blanche. Ему требуются услуги врача — англичанина по возможности.

— Но я американец, — сказал Адамс.

— Все равно, — отвечал Тенар со смешком. — Все вы — большие любители огнестрельного оружия и опасности.

Он взял Адамса под руку и повел его по коридору к входу в больницу.

— Во всех вас еще силен первобытный человек, вот почему вы так жизненны и значительны, вы — англосаксы, англо-кельты и англо-тевтоны. Зайдите сюда.

Он распахнул дверь в одну из дежурных комнат.

Перед камином сидел моложавый человек с соломенного цвета бородой и папироской в зубах.

Он встал приветствуя Тенара, был представлен Адамсу и, отодвинув от стены старый диван, попросил гостей садиться.

Кресло он сохранил для себя. Одна из ножек не держалась, и он был единственным человеком в Божоне, умевшим сидеть на нем, не сокрушив его. Это он разъяснил, раздавая посетителям папиросы.

Тенар, как многие французские профессора, был в неофициальные часы за панибрата со студентами. Он отрывался от работы, чтобы выкурить с ними папиросу; иногда заглядывал на их вечеринки. Я видел его на пирушке, где все угощения, не говоря о папиросах и гитаре, были оплачены заложенным микроскопом. Видел его пьющим за здоровье микроскопа, подателя всех яств, украшающих стол, — его, великого Тенара, с доходом в пятнадцать-двадцать тысяч фунтов и с репутацией столь же солидной, как четыре массивных тома, подписанных его именем.

— Дютиль, — сказал Тенар, — я, нашел, достал человека для нашего приятеля Берселиуса.

Он с усмешкой показал на Адамса, и доктор Дютиль, повернувшись в кресле, заново осмотрел колосса из Штатов. Большого, топорного, с лицом, вылитым из стали, — Адамса, рядом с которым Тенар казался сморщенной обезьяной, а Дютиль — большим бородатым младенцем.

— Хорош, — заметил Дютиль.

— Лучше, чем Бошарди, — сказал Тенар.

— Гораздо, — подтвердил Дютиль.

— А кто такой Бошарди? — спросил Адамс, забавляясь тем, как его разбирают по статьям.

— Бошарди? — сказал Дютиль. — Да последний человек, которого убил Берселиус.

— Тише, — заметил Тенар; затем, обращаясь к Адамсу: — Берселиус, безусловно, честный человек. В эти охотничьи экспедиции он неизменно берет с собой врача; хотя он и не такой человек, чтобы бояться смерти, но ему круто приходилось без медицинской помощи, поэтому он и берет врача. Платит он хорошо, и в денежном отношении можно вполне на него положиться. В этом смысле дело надежное. Но есть и другая сторона — характер Берселиуса. Компаньону капитана Берселиуса требуется быть крупным и сильным духом и телом, иначе он был бы раздавлен капитаном Берселиусом. Да, он ужасный человек, в некотором роде — un homme affreux — человек тигрового типа; притом он едет в страну больших павианов, где царит свобода действий, любезная его душе…

— Попросту говоря, — вставил Адамс, — он негодяй, этот капитан Берселиус?

— О, нет, — возразил Тенар, — нимало. Потише, Дютиль, вы не знаете его так, как я. Я изучил его: это первобытный человек…

— Апаш, — прервал Дютиль. — Полноте, дорогой учитель, признайтесь, что в ту минуту, когда вы узнали, что Берселиус задумал новую экспедицию, вы решили выдвинуть на фронт иностранца. «Довольно французских докторов, если только возможно» — сказали вы. Разве это неправда?

Тенар усмехнулся усмешкой циничного признания, одновременно застегивая пальто и готовясь уйти.

— Да, в том, что вы говорите — есть доля правды, Дютиль. Как бы то ни было, предложение основательное в финансовом отношении. Да. Боюсь, что две тысячи франков окажутся роковым соблазном, и если мистер Адамс откажется, то согласится более слабый человек. Ну-с, мне пора.

— Одну минуту, — сказал Адамс. — Не дадите ли мне адрес этого человека? Не обещаю взять это место, но могу по крайней мере повидаться с ним.

— Конечно, — ответил Тенар, и, достав собственную карточку из кармана, нацарапал на обороте:

Капитан Арман Берселиус.

14, Малаховская Авеню.

Потом отправился на консилиум в гостиницу «Бристоль» для осмотра некоего балканского монарха, болезнь которого, выражающаяся до сих пор распутной жизнью, внезапно приняла острый и угрожающий оборот, и Адамс очутился наедине с доктором Дютилем.

— Вот вам вылитый Тенар, — сказал Дютиль. — Он верховный жрец модернизма. Он и все прочие невропатологи подразделяли всю чертовщину на участки и налепили на них ярлыки с названием enia или itis. Берселиус, оказывается, «первобытный человек»… Этот балканский принц — не знаю, как его зовут, — наверное, что-нибудь по-латыни, нужды нет, но его следовало бы сварить живьем в антисептическом растворе… Возьмите папироску.

— Знаете ли вы что-нибудь особенное о капитане Берселиусе? — спросил Адамс, закурив.

— Я никогда его не видал, — ответил Дютиль, — но, судя по тому, что слышал, это подлинный авантюрист старого типа, который ни в грош не ставит человеческую жизнь. Бошарди, тот последний доктор, которого он брал с собой, был моим приятелем. Быть может, потому-то я так и озлоблен против него, так как он убил его, как дважды два — четыре.

— Убил его?

— Да, лишениями и непосильным трудом.

— Непосильным трудом?

— Ну, конечно. Таскал его по болотам за своими окаянными обезьянами и тиграми, и Бошарди умер в марсельской больнице от менингита, вызванного тяжелыми условиями экспедиции, — умер таким же сумасшедшим, как сам Берселиус.

— Как сам Берселиус?

— Ведь этот окаянный Берселиус, по-видимому, заразил его собственной охотничьей лихорадкой, и Бошарди… вы бы послушали его во время болезни, как он стрелял по воображаемым слонам и звал Берселиуса!

— Я вот что хочу узнать, — сказал Адамс. — Загнали ли Бошарди в эти болота и заставили охотиться против воли, — словом, обращались ли с ним жестоко или сам Берселиус участвовал в «этой тяжелой жизни»?

— Участвовал ли? Да, судя по тому, что я слышал, он один только и охотился. Железный человек со свирепостью тигра, сущий дьявол, заставляющий других следовать за ним, как это делал бедный Бошарди, до самой смерти…