Чарльз Диккенс - Приключения Оливера Твиста [адаптированный пересказ]

– Зато помощь близким – занятие нужное и почетное, – объявил бидл и развязал узелок. Там оказались две бутылки портвейна, которые он торжественно водрузил на комод. – Вот, примите, это из запасов, которые совет заказал для больницы. Только что из бочки, уверяю!

Поблагодарив бидла, миссис Корни предложила гостю чаю. Скромно кашлянув, бидл согласился. Пока миссис Корни доставала вторую чашку и наливала чай, он бросал на женщину такие нежные взгляды, что она, перехватив один из них, тут же покраснела.

– Вам послаще? – спросила она.

– Если позволите – послаще, сударыня, – сказал Бамбл и вновь атаковал хозяйку нежным взглядом. Он осторожно подвинул свой стул вправо и, поскольку столик был круглым, оказался на дюйм ближе к миссис Корни.

– А я вижу, что с вами живет кошка? – спросил он.

– Да, и такая веселая, такая шаловливая – прекрасная компания!

– Верно, сударыня, а иначе и быть не может, – согласился Бамбл, сдвигая стул еще. – А ежели та кошка была бы неблагодарна к вам, то я собственными руками с удовольствием утопил бы ее.

– Вы? Утопили? Ах, как вы жестокосердны! – воскликнула надзирательница, словно не замечая маневров гостя.

– Я жестокосердный? – повторил Бамбл, вновь двигая стул. – Жестокосердный?

Он повторил это еще и еще, а стул двигался снова и снова – и в итоге оказался совсем рядом с миссис Корни. Теперь, если бы она захотела отодвинуться от гостя, то оказалась бы в камине; подвинься в другую сторону – неминуемо оказалась бы в объятиях Бамбла.

– Жестокосердный, миссис Бамбл? А вы?

– Ах, боже мой! Какой удивительный вопрос для холостяка! Зачем вам это знать, мистер Бамбл?

Бамбл допил чай, доел гренки, смахнул крошки с колен и поцеловал надзирательницу.

– Мистер Бамбл! – хотела крикнуть та, но голос от испуга пропал и вышел только шепот. – Я позову на помощь!

Ни слова не говоря, мистер Бамбл неторопливо обнял надзирательницу за талию.

Неизвестно, как бы развивались события дальше, но тут в дверь постучали. Бидл проворно подскочил к комоду стряхивать пыль с бутылок.

– Кто там? – сурово вопросила надзирательница. Голос вновь возвратился к ней, словно и не терялся.

– Простите, миссис, – просунулась в дверь старенькая сморщенная нищенка, – старуха Салли отходит.

– Ну, а мне что до того? Оживить ее я не могу!

– Конечно-конечно! – торопливо закивала старушонка. – Но она, когда приходит в себя, просит позвать вас: хочет что-то непременно рассказать. Пока не придете, она спокойно не помрет!

Миссис Корни вполголоса обругала бестолковую старуху, которая и умереть нормально не может. Но, тем не менее, надела теплую шаль и, попросив мистера Бамбла подождать ее на всякий случай, она вышла.

Оставшись один, Бамбл открыл шкаф, пересчитал чайные ложки, внимательно осмотрел серебряный молочник, взвесил на руке щипцы для сахара. Видимо, он остался доволен осмотром, так как, затворив дверцы шкафа, вдруг пустился вприсядку вокруг стола. Сделав круг, он успокоился, и, как ни в чем не бывало, сел поближе к камину, осматривая комнатку вполне хозяйским взглядом, а на губах его играла улыбка.

Старуха, позвавшая миссис Корни, едва поспевала за надзирательницей, а та и не думала задерживаться ради старой развалины. Наконец, миновав несколько лестниц и коридоров, они достигли комнаты умирающей.

У постели умирающей сидела еще одна старуха, а возле камина стоял ученик аптекаря и делал из гусиного пера зубочистку.

– Студеный вечер выдался, миссис Корни, – дружелюбно сказал он.

– В самом деле, морозный, – уважительно сказала надзирательница. Она хотела сказать еще что-то, но старуха на постели издала стон.

– О, – сказал ученик аптекаря. – Ее песенка спета. Еще часа два, не больше.

– Ну что ж, посмотрим, – немного раздраженно сказала надзирательница, которую столь долгий срок не радовал. Она присела в ногах кровати.

Аптекарский ученик покончил с зубочисткой, спрятал ее в карман и на некоторое время расположился у камина. Но, видимо, общество женщин ему быстро наскучило и он минут через десять раскланялся. Обе сиделки тут же заняли освободившееся место у камина.

– Она тебе больше ничего не сказала, пока я ходила? – спросила одна.

– Нет, только стонала. Я хотела влить ей немного горячего вина, которое прописал доктор, но несчастная не смогла разжать зубы. Пришлось выпить вино самой – и мне оно пошло на пользу!

Вторая захихикала:

– В свое время и она попила такого винца: немало пришлось обряжать ей покойничков-то, немало!

Она вынула из кармана табакерку. В ней нашлась щепотка табака. Старуха поделила щепоть на две части, большую взяв себе, а меньшую отдав приятельнице.

Надзирательнице надоело ждать и она, не церемонясь, прервала развлечения старух, спросив, скоро ли очнется умирающая?

– Думаю, что скоро – и в последний раз, – охотно сообщила одна из старух.

– Скоро или нет, а меня тут уже не будет! – раздраженно сказала надзирательница и вскочила, чтобы уйти.

Тут умирающая очнулась и привстала, оглядев окружающих.

– Кто здесь? – спросила она.

– Тише, ложись! – зашипели старухи, пытаясь снова устроить женщину на подушку.

– Живой я уже не лягу! – отбиваясь, простонала умирающая. – Пустите, я хочу что-то сказать ей! Подойдите ближе – я шепну вам на ухо!

Надзирательнице ничего не оставалось, как наклониться к женщине. Та раскрыла было рот, но взгляд ее упал на старух, напряженно вытянувших шеи.

– Прогоните их, – прошептала умирающая.

Старухи запричитали, что вот де бедняжка не узнает лучших подруг, а они вот ее ни за что не покинут, но надзирательница без труда выдворила обоих за двери, заперла их и вернулась к кровати.

– Теперь послушайте, – прошептала умирающая. – Когда-то в этой самой комнате я ухаживала за молодой красоткой. Сюда ее принесли с израненными от долгой ходьбы ногами, грязную и окровавленную. Она родила мальчика и умерла. Сейчас я припомню, в каком году это было…

– Не важно, в каком, – перебила ее надзирательница. – Что было дальше, что?

– Дальше… Дальше я ее… ограбила! Да, ограбила! Не успело тело окоченеть, как я украла…

– Что украла-то? Говори, ради бога!

– Одну вещь. Единственную, что у нее была. Она продала все, кроме этой вещи. Золотой вещи! Она поручила мне хранить ее и передать сыну. Но я сразу решила украсть ее. Подождите, я скажу еще кое-что!

– Так говори быстрее!

– Мать, умирая, сказала мне: если ее сын вырастет, однажды придет день, когда он не будет считать себя опозоренным, услышав о своей матери…

– А как звали этого мальчика?