Анатолий Полянский - Десять процентов надежды

Ничего этого Мантусов, разумеется, не знал, да и знать не мог. Семибратов ни с кем не делился своими мыслями. Он вообще стал замкнутым. Раньше хоть с Воронцом мог по душам поговорить, но с некоторых пор разладилась у них дружба. Наверное, не надо было просить начальство направить Сергея Воронца во взвод командиром расчета. На расстоянии, может быть, и восстановились бы между ними прежние отношения. А теперь никак не могут найти верного тона в обращении: то «ты», то «вы»… Воронец затаил на него обиду, будто он, Семибратов, виноват, что его выпустили из училища офицером, а Воронца — сержантом.

Воронец сам подошел к Семибратову. Он был далеко не так спокоен, как Мантусов. Однако от иронии удержаться все же не сумел:

— Ну, так что же решил командир взвода?

— Брось! — Семибратову стало досадно, что Сергей даже в такую минуту не сдержался. — Эх ты!.. — с откровенной обидой протянул он и, не договорив, махнул рукой.

Воронец поднял на Семибратова свои прозрачно-голубые глаза. В них было раскаяние.

— Ладно, не обижайся, — сказал просительно. — Я не хотел. Говори, что делать?

Сейчас это снова был прежний Серега, верный друг, готовый для товарища сделать все. Таким Семибратов давно его не видел; захотелось обнять Воронца и сказать ему, как трудна для него их размолвка. Но заговорил он совсем о другом, о том, как лучше распределить людей, как организовать страховку. Воронец, однако, понял все и, чуть смутившись, неловко протянул руку, сказал:

— Ты смотри… береги себя!

Рифы вплотную подступили к катеру. Вспыхнули, запенились буруны у самого носа. Выглянули из воды, оскалились острые замшелые камни. Катер еще раз вынесло на гребень высокой волны и бросило на рифы.

— Осторожней! — крикнул Сазонов. — Держись крепче!

Раздался глухой удар. Что-то заскрежетало внизу, захрустело. Волны перекатились через палубу. Семибратов еле удержался на ногах.

— Всем покинуть судно! — громко скомандовал он. — Взять…

Голос сорвался. Ветер унес недосказанные слова…

Десантники один за другим попрыгали в воду. Рядом с рифом закачалась спущенная шлюпка. В ней был Мантусов. Комков перегнулся через борт и протянул ему гитару.

— Очень прошу, старший сержант! От всего общества!

На корме остался лишь один боец. Маленький, худой, он судорожно вцепился в поручень и с ужасом смотрел на воду.

— Чего ждете, Белов?! — крикнул Семибратов.

Солдат повернул к нему испуганное курносое лицо:

— Я… я не умею плавать…

— Как же так! — воскликнул Семибратов. — Я же всех опрашивал! И вы заявили…

— Я хотел идти в десант, а вы бы сняли…

На уговоры уже не оставалось ни минуты. Судно в любой момент могло развалиться и пойти ко дну.

— Прыгайте! — крикнул Семибратов.

Белов не двинулся с места. Руки его еще сильнее сжали поручень.

Семибратов растерялся: что с ним делать? В этот момент появился Воронец. Он сразу сообразил, в чем дело, обнял солдата за плечи и сказал:

— Ну, давай вместе, Сашок! Я по плаванию почти чемпион.

Он мягко оторвал руки солдата от поручня и легонько толкнул его за борт. Сам прыгнул следом.

Очередная волна приподняла катер, ударила о камни. Затрещали переборки. Рухнули остатки рубки. Корма стала медленно задираться кверху.

— Товарищ младший лейтенант, прыгайте! — донесся до Семибратова голос Сазонова.

Вода была холодной и показалась липкой. Сапоги сразу потянули ко дну. «Как бы не потерять их, — с опаской подумал Семибратов. — Не хватает только, чтобы командир оказался босым». Он впервые пожалел, что не выкроил времени и не сходил на склад. Хромовые сапоги легче и плотнее сидят на ноге. Пистолет съехал на живот. Семибратов поправил его и поплыл размашистыми саженками. Неподалеку, поддерживая Белова, плыл Воронец. Чуть дальше виднелись головы Комкова, Касумова, Пономарева, Семенычева. «Кажется, все», — обрадованно отметил Семибратов, но тут волна накрыла его. Он рванулся, хлебнул воды и почувствовал под ногами дно. Метрах в десяти был серый прибрежный песок. Волны мягко катились по нему и оседали. Какая все-таки великолепная штука — земля!

Десантники уже брели по пояс в воде. Слышались восклицания, смех. Вдруг из-за скалы ударила длинная пулеметная очередь. Кто-то вскрикнул. Пули вспенили воду.

Встреченные пулеметными очередями, десантники залегли в камнях у самой воды.

— Огонь! — хрипло крикнул Семибратов, лихорадочно выхватывая пистолет.

Ошарашенный неожиданным поворотом событий, он еще плохо соображал, что к чему, и помнил лишь об одном: ему надо командовать, руководить боем. А как это делается, он представлял смутно. Конечно, в училище им все объясняли по науке: рекогносцировка, оценка обстановки, принятие решения… Но какая тут, к дьяволу, наука, когда кругом свистят пули и гибнут люди. Надо скорее что-то предпринять!

Он высунулся из-за камня и посмотрел вперед. Японские окопы располагались неподалеку, на возвышенности. Удобное место выбрали себе, черти! Никак к ним не подберешься: открытое пространство. Разве только слева, прячась за груды камней? Там вроде и огонь потише.

Сзади подполз Мантусов. Тяжело перевел дух.

— Ишь что задумали! — сказал он сердито. — Даже не стреляют в этом секторе. Понимаете? Ждут нас слева.

Семибратов на всякий случай энергично закивал: понятно, мол, вражеская хитрость.

— А мы давайте вид сделаем, — предложил Мантусов, — будто попались. Я возьму трех человек и продемонстрирую. А вы погодя чуток ударите справа!

Все дальнейшее произошло быстро. Группа Мантусова отвлекла огонь на себя. Семибратов немного выждал и поднял взвод в атаку на правом фланге. Это было неожиданно для японцев. Они дрогнули, но сопротивляться не перестали. Дрались японцы обреченно и в плен не сдавались. Хорошо хоть гарнизон на острове оказался малочисленным.

После боя в густых зарослях курильского бамбука десантники насчитали шесть трупов. Лишь двоих японцев удалось захватить живыми. Да и то только потому, что один был ранен, а другой не бросил его. Прикрывая товарища, он стрелял до последнего патрона. Когда патроны кончились, японец отшвырнул ненужную уже арисаки [1] Японская винтовка. (Здесь и далее прим. автора. — Ред. ) и, загораживая собой раненого, выхватил нож. Он стоял сухой, изможденный, широко расставив слегка согнутые кривые ноги. Раскосые глаза были налиты страхом и ненавистью. Изъеденное морщинами скуластое лицо ощерилось и дрожало. На какой-то миг Семибратову стало жаль японца. Воинственная поза его выглядела нелепо и беспомощно. А то, что он так рисковал собой ради товарища, вызывало невольное уважение.

— Брось тесак! — крикнул Мантусов. — Брось, тебе говорят!