Василий Винный - Записки заключенного

Один из моих близких товарищей, очень талантливый художник, за свою неуемную энергию успел дважды побывать в зоне, получив относительно небольшие сроки. Второй раз он сидел на строгом режиме (там "мотают срок" люди, попавшие за решетку не впервой).

Я позвонил Художнику, чтобы выяснить его мнение о заочницах.

– О! На строгом режиме это вообще сплошные грязь и мрак! – сказал он мне. – Зеку от заочницы нужны три вещи: во-первых, ее полностью обнаженное фото – это хорошо; во-вторых, чтобы она присылала деньги, – это еще лучше, и, в-третьих, что было бы совсем великолепно, – чтобы «заочница» расписалась с зеком и периодически возила ему на свидания передачи и себя.

– Понимаешь, – продолжал Художник, – на строгом режиме, в отличие от той колонии, где мы с тобой сидели, практически у всех были мобильники. Зеки регистрировались на всех сайтах знакомств и в соцсетях, и искали там себе девушек. На общем режиме круг поиска был ограничен несколькими газетами знакомств, половина объявлений в которых заканчивалась фразой: "из МЛС не беспокоить". В Интернете же возможности для заключенных были гораздо шире.

Как только после отбоя выключали свет, зеки доставали телефоны и по полночи разговаривали со своими подругами. Они переживали, что их девушки куда-то пошли на ночь, давали советы, просто страдали. В общем, чувства у них были искренние и неподдельные. В этом плане зеки умеют сами себе врать. Некоторые «гнали» (переживали, на тюремном сленге) очень сильно и всерьез. При этом они могли спокойно показывать друг другу переписку с «заочницами» и их обнаженные фото. Поначалу ночные бдения меня сильно раздражали, мало того, что они мешали спать, становилось тошно от осознания всей этой лжи. Но потом я попривык и эта ситуация начала меня веселить.

Один полуграмотный зек, уже несколько раз отсидевший, попросил написать письмо от его имени какой-то тетке. Ну я и «наваял», что он врач, получивший срок за то, что совершил врачебную ошибку. Что у него с этой женщиной было дальше, не знаю. Но, думаю, все в порядке. Зеки могли понарассказывать такого, что женщины потом подолгу млели, а некоторые даже выходили за них замуж.

– Ни одна подобная история ничем хорошим не закончилась, – весело говорил Художник – У меня на «строгом» был знакомый, который сидел с завидным постоянством. Во время очередного срока он женился на «заочнице» и сделал ей ребенка. Освободился. И, естественно, у них ничего не получилось, они довольно быстро разругались и развелись. Снова сел. Опять познакомился по Интернету с какой-то «заочницей», раза в полтора младше него. Женился. Освободился и развелся. Этот мужик в зоне был типа сводни: помогал зекам регистрироваться на сайтах знакомств, поскольку все их знал досконально, не очень опытным рассказывал, чем привлечь девушек, – в общем, был очень нужным специалистом. Но этот хотя бы был безопасен. А вот в соседнем отряде был мужик, получивший очередной срок за то, что после освобождения пытался прибить свою «заочницу», с которой познакомился во время прошлой отсидки.

– Кого я не понимаю, так это женщин: ну вот на что ты надеешься и куда лезешь, – видишь же, что зек! Тем более расписываться, в зоне, даже не пожив с человеком! Или они это делают от безысходности?.. – Художник задумчиво засопел в трубку, было слышно, что он действительно не понимает женщин. Заключенных понять легко, у них, кроме тоски по противоположному полу, была куча свободного времени, которое нужно как-то проводить.

– Из всех, кого я знал, – продолжил Художник – только у одного, кстати, очень толкового парня, получилось расписаться в зоне и сохранить нормальный брак после освобождения. Но здесь, возможно, сыграли роль два фактора: во-первых, он сам по себе был хорошим человеком, а, во-вторых, они с будущей женой встречались еще до его посадки…

Слушая истории Художника, я вспомнил, как еще в СИЗО видел образец первого письма к «заочнице», которое следовало написать, чтобы познакомиться с девушкой. Многие молодые первоходы (те, кто попал в МЛС впервые) перерисовывали (переписыванием я бы это не назвал) его себе в тетради. На мой взгляд, письмо было слабенькое, но людям, которые иногда не могли связать толком двух слов, оно прекрасно подходило. И, что немаловажно, написано было практически без ошибок.

В начале письма говорилось об общем товарище, который дал заключенному координаты для переписки. В зоне есть добрая традиция – просить друг у друга адрес какой-нибудь «заохи». И многие делятся данными знакомых девушек. В основном, дают контакты тех, кого "не жалко", или кому хотят насолить. Бывало, что какой-нибудь девчонке писали сразу несколько зеков. А были случаи, когда такие девушки ухитрялись всем отвечать.

"Заочницами" периодически «делились». Видимо, это было связано с тем, что к общению с ними, как и к ним самим, всерьез не относились. А как можно всерьез относится к чему-то абстрактному, чего никогда не «щупал» и вряд ли когда-нибудь «пощупаешь»? Конечно, не все зеки так поступали, но многие.

– А ты видел хотя бы одного зека, который бы серьезно относился к "заочнице"? – спросил я второго своего товарища, отсидевшего одиннадцать лет в разных зонах.

– Нет, – твердо ответил он. А потом задумчиво добавил: – Хотя, если счастье настоящее, то им стараются не делиться, поэтому, возможно, кто-то серьезно и относился, и у него даже что-то получилось, но он просто об этом не рассказывал…

В большинстве своем в зоне сидят преступники. Но в лагере об этом забываешь. Видишь перед собой обычных людей, которые шутят, злятся, читают, ругаются… А потом вдруг вспоминаешь, что твой очень хороший знакомый, прекрасный человек, на которого всегда можно положиться, ненароком убил двоих. А вон тот, в общем-то, отличный парень, рассказывающий смешной анекдот, забил до смерти свою жену…

В зоне отношение к преступлениям меняется. Начинаешь разделять уголовные статьи на «здоровые», понятные: за убийство, кражу, грабеж, экономические и другие «традиционные» преступления (совершившие их – в принципе, обычные люди), и на «больные», "нездоровые", сесть за которые может только человек с отклонениями: изнасилования (особенно малолетних), людоедство и прочие вещи, дикие даже для зеков. Эти преступления накладывают отпечаток на совершивших их людей.

К нам в камеру (дело было еще в СИЗО) завели мужика лет под тридцать. Слегка прибитого вида, тихий, неразговорчивый, щуплый, он создавал впечатление немного дефективного. Я к тому времени сидел еще недолго, но как-то сразу почувствовал – «нездоровая» у него статья.