Василий Винный - Записки заключенного

Поначалу я не понимал и не принимал такого жесткого обращения. Но, пообщавшись с этой категорией зеков, понял, что по-другому с ними нельзя, по-другому, они не понимают. Более того, как только они чувствуют, что человек относится к ним более-менее нормально, сразу же пытаются сесть на шею. Они уважают только тех, кого боятся, поэтому чувство страха перед хозяином должно быть всегда.

Сколько забитых, запуганных, жалких «коней» я видел, с которыми хочется поделиться хоть чем-то, которым нужна поддержка. Но стоит им увидеть в тебе жалость, проблески доброты или слабинку… все: лучшее, что можешь от них ожидать, – нож в спину. После того, как я присмотрелся к большинству людей, попадающих в «кони», то понял: их нужно учить, учить и еще раз учить, в том числе, и физически, только в этом случае они способны к конструктивному диалогу. Естественно, не все настолько испорчены. Я и не стараюсь сгребать их в одну кучу, поскольку люди различаются, а я рассматриваю здесь общую картину, то есть говорю о большинстве.

«Конями» меняются, есть общественные «кони», выполняющие хозяйственные работы по отряду, а заодно просьбы заключенных. У «коней» работа есть всегда, но им за нее платят. Более того, хозяину часто приходится "разгребать косяки" за своим подопечным. Также хозяева своих «коней» кормят (сверх еды, которую дают в столовой) и одевают. В ообщем, полный соцпакет, не считая того, что «кони» ухитряются понемногу красть у своих хозяев. «Кони» в этом плане редко бывают чистоплотными. Держать «коня» по всем правилам сродни содержанию автомобиля на воле – довольно затратная статья расходов.

У моего знакомого, Художника, был помощник (сейчас в зоне любят называть «коней» более политкорректно: «помощник» или «младший семейник»). Мужичок плюгавенький, черный от пьянок на свободе, совсем без помощи с воли и с ясными глазами – без слез не взглянешь.

Мой знакомый, как человек широкой души, начал этого мужичка (назовем его Вася) подкармливать и поить чаем. А просил лишь, чтобы Вася готовил чай, который они вместе пили, и выполнял иногда мелкие просьбы. За это Василий получал огромные бонусы в виде сала, сигарет, сгущенки и неплохого отношения.

Со временем, Художника стала смущать крепость чифира (очень крепкий чай), который заваривал Вася. Он проследил за помощником. Оказалось, что тот ссыпает часть чая себе. Потом выяснилось, что Вася многое крал у Художника. А потом он вообще раскрылся как беспринципная сволочь.

Василия били ногами на промзоне сочувствующие люди, били не раз. Ему периодически давали тумаков в жилой зоне. На него кричали и ему пытались объяснять, что он ведет себя по-свински. Его уговаривали. Васю ничего не брало: он косячил, крал, пытался строить козни. В итоге, Художника это утомило и он отпустил Васю на вольный выпас. После чего, оказался, с Васиных слов, очень плохим человеком.

В зоне все разделяется на два уровня: то, о чем говорят и то, чем живут. Говорят обычно об арестантском единстве и взаимопомощи, поддержке, ответе за свои слова и прочих благородных идеалах. Живут же, ничего и никого не жалея в борьбе за "место под солнцем", стараясь унизить более слабого неприкрытым эгоизмом… Нечто подобное наблюдается и в обычной жизни, но с небольшим отличием: люди и условия немного разные, а, соответственно, и методы.

В МЛС на поверхность всплывают те, кто на свободе находится на задворках, маргиналы. Тюрьма – это их стихия, и остальным приходится принимать (по возможности, не полностью) правила игры…

Я освободился со стойким чувством неприязни и недоверия к двум категориям граждан (за исключением некоторых представителей в каждой из них): милиционерам, как классовым врагам, которые несколько лет, абсолютно не стесняясь в методах, портили мне жизнь, как заключенному, и к зекам, которые мне просто портили жизнь.

И вот что удивительно: многие освобождаются с этим чувством.

В ситуации, когда женское общество ограничивается лишь продавщицей в магазине, медсестрой и цензоршей, пытаешься использовать любую возможность пообщаться с противоположенным полом.

Когда в нашей зоне шел глобальный ремонт столовой, малярными работами там занимались довольно страшные тетки, пара из которых были молоды. Так вот у этих двух отбоя не было от мужиков, желавших хотя бы позаигрывать с ними. Точно так же зеки заигрывали в одном из белорусских СИЗО с девушками-охранниками, строили им глазки, отвешивали комплименты.

В зоне "голодные до женщин" заключенные, кем бы они ни были на свободе, становятся джентльменами. Как они, в большинстве случаев, отзываются о девушках между собой, писать не буду, потому что это довольно неприлично и неприятно.

Нехватка женского тепла, двуличность с женщинами и цинизм – главные факторы, определяющие отношение к "заочницам".

"Заохи", «заочницы» – девушки или женщины, познакомившиеся с зеком в Интернете, по телефону или по переписке. Отношения, которые при этом начинаются, можно назвать заочными.

Первый раз отношение зека к «заочнице» я увидел еще в СИЗО. В нашей «хате» (так называют камеру в следственном изоляторе) сидел мужик лет сорока пяти. Это был уже далеко не первый его срок. Мужик (назовем его Саша) давно выучил все тюремные уроки, и его ничего не могло удивить или заинтересовать – он все знал. Саша был мразью. Хотя и у него бывали проблески совести, но, в основном, все его поведение было замешано на трудно скрываемых эгоизме и жадности.

Саша, как опытный арестант, завел себе «заочницу» еще в СИЗО. Женщина была страшная до одури, и Саша это понимал. Когда он получал от нее очередную фотографию, то громко смеялся, говорил: "Мамочка родная", показывал фото нам, потом рвал его и выкидывал. После этого он садился писать ответ о своей беспощадной любви к этой "заочнице".

По Сашиным рассказам, у него были молодая жена и дети (не знаю, говорил ли он правду, – зекам, особенно тем, у которых уже несколько отсиженных сроков, верить нежелательно). Правда, получал он письма только от заочницы, но вполне вероятно, что, пройдя суровую лагерную жизнь, Саша знал: чем меньше личного ты берешь в тюрьму, тем спокойнее сидишь. На мое предположение, что такое отношение к «заочнице» несколько не комильфо, он ответил, что после отсидки, возможно, заедет к ней и отблагодарит. А сказать «спасибо» было за что: кроме наполненных флюидами писем и хорошего настроения, «заоха» пересылала Саше деньги на «отоварку» (тюремный магазин). Это был несомненный плюс отношений, который Саша очень ценил…

Естественно, после зоны у меня осталось много знакомых, некоторые из которых очень даже приличные люди. Готовясь к этому материалу, чтобы избежать однобокого суждения, я расспросил их об отношениях зеков к "заочницам".