Василий Винный - Записки заключенного

Ещё одна причина, по которой зеки не видели необходимости много платить за комендатуру – это ее сильнейшая перенаселённость.

Когда я попал на «химию», там с комфортом сидело человек восемьдесят, всем хватало мест в комнатах, и даже пара помещений была отведена под склады.

Потом прежний начальник «химии», получив звание подполковника, ушел на пенсию, и комендатуру начали постепенно заселять. «Заселять» немного не то слово, – в неё начали «трамбовать» людей. За год число живущих в ИУОТ зеков выросло с восьмидесяти человек до ста шестидесяти, при этом количество комнат увеличилось всего на две (освободили склады), и в них смогли разместить человек около сорока. Остальных заселяли в спальни, сдвигая нары плотнее и ставя новые. Милиционеры сами говорили, что «химия» уже «трещит по швам». На собраниях по выходным часть зеков не помещалась в актовом зале и вынуждена была топтаться в коридоре.

Когда я освобождался, «химиков» было уже около двухсот и, как утверждали некоторые представители администрации, – это был не предел, поскольку официально комендатура была рассчитана на триста человек. Откуда взялась эта цифра, когда и двести заключенных некуда было расселять? Как рассказывали некоторые милиционеры в частных беседах, прежний начальник «химии», чтобы уйти на пенсию подполковником, при подаче документов в ДИН о том, на какое количество мест рассчитано ИУОТ, вписал в фонд жилых помещений все комнаты, в том числе, и кабинеты администрации. По метражу вышло, что поместится триста человек. Начальник ушёл на пенсию, а на «химию» повезли зеков. Не знаю, насколько это было правдой, но помня старого начальника, я готов был в это поверить.

Второй причиной перенаселённости было то, что с нашей «химии» практически невозможно было освободиться досрочно. Раньше положенного срока уходили единицы. Чтобы уйти на УДО (условное досрочное освобождение) или «домашнюю химию» (более мягкое наказание, чем обычная «химия») нужно было пройти комиссию в ИУОТ, а потом – суд, который утверждал либо браковал результат комиссии. Окончательное решение принимал председатель районного суда, к которому относилась наша комендатура. Так вот, судя по рассказам милиционеров, именно эта председатель назвала перечень уголовных статей, по которым «химия» могла даже не предоставлять заключённых к рассмотрению на УДО. И так вышло, что по этим статьям у нас сидело процентов восемьдесят человек, и им пришлось досиживать срок до конца. Из остальных двадцати процентов уйти раньше времени могли тоже не все.

И получилось, что завозить начали намного больше людей, чем отпускать. Перенаселение, в свою очередь, вызвало постоянные очереди на кухне, в туалете и вообще везде, что тоже не способствовало желанию зеков расставаться с кровно заработанными копейками в счёт погашения задолженностей за жильё.

Но, несмотря ни на что, никто из зеков не хотел возвращаться в лагерь, хотя многие любили говорить о том, что лучше бы остались в колонии – была такая дурная привычка: ходить и ныть, что все не так. Однако жаловаться, в принципе, было практически не на что, потому что самое главное для заключенного – психологический комфорт, который во многом даёт отношение администрации. А милиция, несмотря на то, что мы были для неё наполовину зеками, каким-то краем ума понимала, что мы уже почти люди.

Основной вопрос, встающий перед «химиком», – это работа! На втором месте по важности идет отпуск. Об условно-досрочном освобождении я не говорю, поскольку эту проблему многим решить невозможно.

В колониях зеки находятся на полном соцобеспечении: их кормят, поят, одевают, моют и стригут. На качестве предоставляемых услуг акцентировать внимания не будем – главное, что они есть. На «химии» же (ИУОТ, исправительном учреждении открытого типа) ничего подобного нет – полное самообслуживание. От «химиков» иногда требуют даже то, чем они, по идее, не должны заниматься.

В ИУОТ приезжают зеки, отсидевшие разные сроки. Некоторые получили лет пять-шесть и меньше, а кое-кто «отдыхал» в лагере довольно долго. За десять и более лет, проведенных в колонии, заключенные полностью теряют связи на свободе. Везёт тем, у кого есть родители или семья, поскольку о друзьях за столь продолжительное время можно забыть. Конечно, бывают верные товарищи, дожидающиеся зека, но это исключение. Чаще всего, заключенные именно на «химии» понемногу восстанавливают потерянные знакомства.

Освобождаясь, зеки полностью дезориентированы в обществе. В себя они более-менее приходят только месяца через два. Но, если уходя на свободу “подчистую”, они вольны распоряжаться своей жизнью, как хотят, то на “химии” у них есть масса запретов. Один из них – выход в город только с разрешения, и не более трех часов. Это ограничение очень мешает найти нормальную работу, поскольку за столь маленький промежуток времени много потенциальных работодателей не объедешь. А ездить нужно, поскольку те вакансии, которые предлагает милиция (если она хоть что-нибудь предлагает), как правило, низкооплачиваемые.

Я приехал на “химию” в так называемые “сытые времена”: работы кругом хватало, кое-где даже хорошо платили – некоторые зеки умудрялись получать по тысяче долларов. Но такие прибыльные места находили сами заключенные, поскольку милиция предлагала не самые завидные варианты. На “химии” я увидел ярко выраженное разделение на тех, кто зарабатывал хорошие деньги, и тех, кто трудился там, куда устроила милиция. Во втором случае не только платили копейки (средняя зарплата в 13–14 годах была полтора-два миллиона), но еще и задерживали зарплату. Доходило до того, что зеки слегка колотили работодателей, те вызывали наших милиционеров, которые забирали стремящихся к справедливости “химиков”, «вешали» на них нарушения и сажали в штрафной изолятор. Понять заключённых можно: мало того, что они работали по несколько месяцев без зарплаты, так еще и начальство предъявляло высокие требования, будто платило огромные деньги.

Глядя на то, какие рабочие места им предлагают, многие “химики” начинали сомневаться: уж не получают ли милиционеры за это бонусы, поскольку администрация не нашла ни одного предприятия, где бы хорошо или вовремя платили. Везде заключённые работали на рабских условиях. Поэтому те, у кого была такая возможность, старались устроиться самостоятельно. Если им это удавалось, милиционеры сразу же пытались пристроить туда побольше заключённых.

Потом неожиданно, как снег в декабре, грянул кризис, и с работой вообще все стало очень грустно.