Жюль Верн - Маяк на далеком острове; Болид; Малые и неоконченные произведения; Драматические произведения

До отхода поезда Кале — Париж (однажды так красноречиво описанного Россетти) [927]оставалось полчаса, и мадам Верн с любезной обходительностью, непременной чертой француженок из хороших семей, проводила меня к выстроенному в ХII веке прекрасному собору Амьенской Богоматери, настоящей поэме в камне. В его величественных стенах любой английский турист может каждое воскресенье увидеть (совсем не отдавая при этом себе отчета) старика с привлекательной наружностью, перу которого он обязан многими счастливыми часами своего детства, да и взрослой жизни.

Я писал из Парижа, испрашивая чести взять интервью у патриарха романистики, и, вернувшись в Амьен, обрадовался, получив от него записку с простой фразой: «Завтра, в четверг, в 10 ч. утра». И вот точно в назначенный час я оказался в его резиденции, в доме № 44 на бульваре Лонгвиль, большом здании без претензий, типично французском, с прикрытыми ставнями окнами. Назвав свое имя служанке, я был препровожден в салон ожидать прихода великого писателя.

Через несколько минут вошел господин Верн; вежливо поздоровавшись, он уселся в большое кресло и доброжелательно начал беседу.

Судя по внешнему виду, автор «Пяти недель на воздушном шаре» человек еще крепкий, чуть ниже среднего роста, с добрыми голубыми глазами и короткой серебристой бородкой. Одевается постоянно в скромный, свободно сидящий костюм черного цвета и носит, когда находится дома, маленькую домашнюю шапочку с козырьком, помогающую ему во время частых приступов старого недуга — невралгии.

В нем нет ничего показного. Его речь и манеры необычайно скромны, да и вся жизнь писателя, как вам расскажет любой житель Амьена, представляется спокойным и непритязательным уединением. Перед вами простой житель провинции, почти не совершающий визитов, очень редко принимающий гостей, полностью посвятивший себя семье и книгам.

Первый вопрос, естественно, касался его зрения, о котором в английских газетах в последнее время появлялась противоречивая информация.

— Да, — ответил он, — зрение у меня и в самом деле заметно ухудшилось, но не настолько, как об этом пишут в газетах. Левым глазом я вижу почти так же хорошо, как в былые времена, но на правом образовалась катаракта, и доктора советуют сделать операцию. Но я отказываюсь от хирургического вмешательства, потому что в моем возрасте оно может не дать результата.

— Разумеется, в подобных обстоятельствах ваша литературная деятельность затруднена.

— Естественно, я уже не могу работать, как раньше, — отвечал мистер Верн. — В течение многих лет я писал по два тома в год; сейчас я готовлю к печати новый роман. Однако чувствую, что пришло время пожинать плоды своих трудов. Последний роман станет моей сотой книгой [928], и я полагаю, — продолжал он, улыбнувшись, — что вполне заслужил отдых, по крайней мере, если судить по количеству написанного.

— Когда началась ваша писательская карьера? — спросил я.

— На этот вопрос можно ответить по-разному. Лет с двенадцати-четырнадцати я не выпускал пера из рук; в школьные годы я писал в основном стихи. В течение всей жизни мне очень нравились поэтические и драматические произведения, и в поздней юности я опубликовал немало пьес; некоторые из них даже имели определенный успех. Но настоящая известность пришла, когда мне уже перевалило за тридцать, и произошло это в результате внезапного порыва вдохновения. Однажды я подумал, что мог бы с пользой применить полученные знания, соединив научный и романический жанры в одном увлекательно написанном произведении, которое понравилось бы широкой публике. Эта идея так захватила меня, что я немедленно принялся за ее реализацию. В итоге появились «Пять недель на воздушном шаре». Книга имела ошеломляющий успех, читатели расхватывали дополнительные тиражи, а издатель торопил меня с написанием других романов в том же жанре. Я, хоть и не разделял полностью его энтузиазма, пошел ему навстречу. В результате, с тех пор как стали печататься мои романы, я полностью отказался от прежней привязанности и всю свою энергию, все старания обратил на новую страсть.

В самом деле, тот момент, когда вдохновение повелело мистеру Верну писать по-новому, стал по-настоящему счастливым для молодежи. Кто из современных юношей и девушек предпочтет самое прекрасное стихотворение захватывающим дух приключениям капитана Немо или трюкам Робура на его бесподобном «Альбатросе»?

Между тем поэтическая сторона таланта мистера Верна часто проявляется в его описаниях. Вспомните, например, очаровательный роман «Черная Индия» [929], где мы найдем виртуозно-утонченную характеристику девушки Нелл, покидающей подземелье, в котором она провела всю жизнь, и впервые наблюдающей с Артурова Седла великолепие солнечного восхода в Шотландии.

С привычной ему скромностью мистер Верн отказывается считаться автором удивительных изобретений, наводнивших его сочинения.

— Я просто выдвигал гипотезы, — заметил он, — потом, хорошенько обдумав, переносил возникшие у меня идеи в практическую плоскость, в дальнейшем разрабатывая их более или менее убедительным образом в своих целях.

— Но многие из ваших гипотез, двадцать лет назад отвергавшиеся как невероятные, уже воплощены в жизнь? — не унимался я.

— Да, это так, — ответил мистер Верн. — Но мои предположения — лишь естественное продолжение современной научной мысли, и как таковые их, несомненно, могли бы предсказать, кроме меня, десятки других людей. Появление таких изобретений было неизбежно, предсказывали их или нет, и самое большее, на что я могу претендовать, — так это на то, что заглядывал в будущее несколько дальше моих критиков.

В этот момент к нам присоединилась мадам Верн, очаровательная седовласая леди, испытывавшая огромное удовольствие от триумфов своего супруга. Я спросил, помогала ли она созданию некоторых произведений.

— Совсем нет, — ответила она. — Я не принимаю участия в творчестве мужа. Когда роман полностью закончен, я его читаю, но до выхода книги очень слабо представляю ее содержание. Думаю, вы заметили, — продолжала мадам Верн, — что большинство наиболее значительных героев моего мужа — англичане. Он восхищается вашими соотечественниками и говорит, что они великолепно подходят для его романов.

— Да, — подхватил мистер Верн, — англичане, вследствие своей независимости и самообладания, дают превосходных героев, в частости как это было в случае с мистером Филеасом Фоггом, когда интрига романа то и дело сталкивает их со значительными и совершенно не предвиденными трудностями.

Я позволил себе напомнить мистеру Верну, что подобный комплимент не совсем понятен с английской стороны Ла-Манша. В то же время редко кто из молодых здравомыслящих британцев не проводил с большим удовольствием хотя бы несколько часов в компании того или другого выдающегося путешественника из числа героев Жюля Верна.