Мариан Реняк - Митра

— В конце концов, я хочу жить как нормальный человек, в нормальном доме, а не созерцать постоянно эту гадость.

— Когда ты на мне женился, ты знал, что я занимаюсь научной работой…

— Это не наука, а бред. Ведь ты даже не знаешь, чьи это черепа. Господи, как это противно!

— А знаешь ли ты, как противны эти твои гниющие растения и животные, из которых получается нефть? — парировала Кристина, указывая на висящий на стене макет. Она подняла черепа и положила их на стол.

— Я же сказал, что не хочу этого видеть! — крикнул Август, одним движением смахивая черепа на пол.

— Бесись, бесись! Знаешь, что я тебе скажу? Это зависть, низкая зависть, ты ведь прекрасно знаешь, что ты никто, ты просто маленький человечек, ноль. Да! Ты работаешь в вонючей красильне, поскольку ты — вонючая бездарность. Скажу тебе больше: ты сгниешь здесь. Так тебе и надо, ты, несостоявшийся Менделеев! Ты же шут. Ты даже самому себе не можешь признаться, что всегда был нулем, самым обычным подхалимом, так что бесись! Тебе все равно не перекричать правды, а правда в том, что я, дочь лавочника, интеллектуально выше тебя, гнилого аристократа…

— Посмотри в зеркало, что у тебя написано на лбу…

— Что?

— Дура! Я увидел это в первый же день, когда познакомился с тобой.

Кристина не могла совладать с собой.

— Ах ты скотина! — завопила она, готовая броситься на мужа.

Но тот быстро выскочил из комнаты, громко хлопнув дверью.

Как раз в это время подруги в салоне заканчивали разговор. Марта, стоявшая у окна, заметила, что из дворца выбежал Август и нервным жестом подозвал к себе ожидавшего во дворе рабочего. Потом огляделся по сторонам и повел человека в сером вылинявшем костюме в каморку, в которой садовник держал свои инструменты. Она заметила также, что этот рабочий ведет себя как-то неестественно, даже подозрительно. Заинтригованная, она сказала Ширин:

— Ну, мне пора, моя дорогая, я и так отняла у тебя слишком много времени. Надеюсь, ты позволишь зайти к тебе, когда я в следующий раз буду во дворце.

— Ты же знаешь, мне всегда приятно видеть тебя. До свидания.

Марта быстрыми шагами пошла в сад и направилась к сарайчику, заросшему диким виноградом. Через щель в стене довольно хорошо были слышны слова.

— Ах ты падаль! — в бешенстве говорил Август. — Ты же должен был приходить только по моему вызову!

— Это ваш брат, ваша милость, господин барон меня позвал. Я, ваша милость, ничего не сказал. Я только, по правде говоря, выпил немного, понимаете, письмо я получил, сын экзамен сдал, вот я и похвалился перед друзьями, что он у меня в Берлине… Ну и господин барон меня вызвал, сам вызвал. Но он совершенно не был сердит на вас… Даже дал деньги на билет, чтобы сын приехал на каникулы. А о том деле я, правда, ничего не сказал…

— Это все?

— Да, ваша милость.

Марта, поняв, что Август сейчас выйдет, быстро прошла в глубь сада и через двор вышла на улицу, где ее ждал извозчик. Села в коляску, но велела кучеру подождать. Спустя минуту человек в сером выцветшем костюме вышел из ворот и быстрым шагом направился в сторону города. Марта велела извозчику медленно ехать за ним. За углом она остановила коляску, вышла и направилась за неизвестным мужчиной. Он остановился перед чайханой. Низкий дощатый помост был устлан ковром, сидя на котором иранцы пили чай. Работник тоже сел на ковер, подогнув ноги по-турецки. Напротив чайханы находился ларек с женской одеждой. Марта рассматривала вывешенную там материю, незаметно наблюдая за рабочим. Он заказал чай, вынул из кармана письмо и развернул его. Вертя листок бумаги в руках, он всматривался в ряды букв, которые не мог прочитать. Рабочий был неграмотен. Кто-то из пивших чай предложил:

— Хочешь, я тебе помогу? Это, наверное, письмо из армии?

— Не из армии, а из самого Берлина. Мой сын там учится.

— В Берлине?

— Инженером будет, — с гордостью сказал рабочий и протянул письмо незнакомцу.

Тот начал читать:

— «Любимый отец, я уже год как учусь в Пол… пол… пол…»

— В Политехническом. Я знаю это слово наизусть.

— Ты же говорил, что в Берлине.

— Да, в Берлине, но он там учится.

— А что это такое?

— Вы что, не знаете, что такое Политехнический институт? Ну, это нефтяная техника.

— Но он там научится немецкой технике и у нас не найдет работы.

— Как это не найдет?

— У нас же английская техника, «Бритиш ойл Компани».

— Так что же с ним будет?

— Ничего не будет. Англичане не признают немецкой техники, и наоборот.

— Это же невозможно, — сказал встревоженный рабочий.

— Еще до того, как шах стал шахом, я уже был чиновником и кое-что понимаю в политике.

— Может, вы будете так любезны и напишете моему сыну, чтобы он это дело переменил и стал учиться на врача?

— Я зайду сюда вечером. Вы тоже приходите, — сказал мужчина, встал, заплатил по счету и вышел из чайханы.

Рабочий в сером костюме еще некоторое время держал письмо в руках, размышляя над словами незнакомца. В конце концов он старательно сложил письмо, сунул его в карман и вышел. Марта незаметно следовала за ним до маленького домика на окраине Шираза. Когда он вошел в дом, она быстро начертила план, стараясь хорошо запомнить это место.

В тот же вечер, надев скромное, не бросающееся, в глаза платье, Марта направилась к мавзолею величайшего, персидского поэта и философа четырнадцатого века Хафиза. Он был очень почитаем в народе, а его идеи глубоко проникли в сознание иранцев.

По четвергам, вечером, то есть накануне праздника, люди собирались у мавзолея, пили вино и пели стихи поэта. Это пение было похоже на декламацию, исполняемую под аккомпанемент инструмента, называемого тар. Над могилой поэта был возведен мавзолей в виде купола, опирающегося на четыре колонны, и гробница удивительно напоминала часовню. К ней вели аккуратно уложенные ступеньки. Вокруг росли кипарисы и усыпанные цветами розовые кусты. Неподалеку от мавзолея, в сторонке, стоял Вильям и с интересом наблюдал за почитателями Хафиза, Именно здесь он договорился встретиться с Мартой. Она подошла и, положив Вильяму руку на плечо, сказала:

— Вижу, это зрелище тебе еще не надоело. Ты приходишь сюда каждый четверг?

— Ты же знаешь, что я сам отношусь к софистам. Любовь для них — источник жизни. В их понятии «я» состоит из «я» и «ты». Это означает, что человек — одновременно и любящий, и любимый. Можно ли отыскать более человечное понимание любви? Посмотри, как это прекрасно. Они делятся вином — символом любви — с Хафизом, — произнес он.

Люди, собравшиеся у могилы поэта, выливали из бокалов по нескольку капель вина на могильную плиту Хафиза, а остальное выпивали.

— Я вижу, ты действительно влюблен в Хафиза, — сказала Марта. — Но твои стихи не уступают его поэзии, — добавила она кокетливо.