Мариан Реняк - Митра

— Генрих! Это ты…

— Я, мама, собственной персоной.

— Господи, как ты выглядишь! Откуда ты взялся?

— Почему ты не послал телеграмму? — спросил Август, здороваясь с сыном.

— Я подумал, что будет приятно провести рождество с вами, и приехал.

— Он весь в этом. Захотел — и приехал. Появляется и исчезает.

— У входа я встретил Юзефа, он показал мне, где вы живете.

— Садись уж, садись. Господи, на кого ты похож! — повторила Кристина.

— Все нормально. Нос, глаза, уши — все на своем месте.

— А борода?

— Должен же я чем-то отличаться от женщин, которые начали носить мужские костюмы.

— Ты наверняка голоден. — Кристина позвонила слуге и распорядилась приготовить еду.

— Расскажи, что в Париже, — попросил Август.

— Неинтересно. А старая тетка уже красится по новой моде.

— Я слышал, что ты спал под мостом. Это правда?

— Это самое лучшее место на берегу Сены.

— Чтобы избавиться от службы в армии, ты готов бродяжничать по чужим странам и, возможно, даже нищенствовать. Ты уже и выглядишь как нищий.

— Меня это устраивает.

— Слышишь, что говорит твой сын? Он мог быть инженером, промышленником, а сам… готов на все, чтобы только не идти в армию.

— Папа не любит убивать животных, а я не люблю убивать людей.

— О, это не одно и то же. Армия учит человека мужеству и находчивости. Учит его быть сильным. Убийство не имеет с этим ничего общего.

— Это только так красиво говорится. Что мы делали бы после вторжения в Чехословакию, если бы чехам пришло в голову сопротивляться? Нам пришлось бы их бить, или, говоря яснее, убивать.

— Но до этого не дошло, — сказал Август.

— Перестаньте наконец, — прервала их Кристина. — Такое впечатление, что я слушаю евреев или коммунистов.

Генрих стал рассматривать фотографию, висевшую над макетом, изображавшим процесс образования нефти. На снимке были запечатлены семь столбов, стоящих в пустыне.

— Так образуется нефть, — предупредил вопрос Август.

— Нет, дело в снимке. Он прекрасен. То ли столб, то ли образ, Во всяком случае, настоящий сюрреализм. Это действительно прекрасно.

— Правда? — с удовлетворением спросил Август.

— Там должна быть нефть, — добавила Кристина.

— Что?

— Как солдат в армии все связывает с тем, что его окружает, так и отцу повсюду мерещится нефть.

— Кристина, ради бога!

— Пана, там действительно есть нефть?

— Конечно. Под этими камнями спят золотоносные источники. Эта пустыня станет когда-нибудь Меккой нефтяников. Это я тебе говорю.

— И поэтому ты здесь торчишь?

— И поэтому тоже. Сейчас я ищу ее месторождения в Северном Иране совместно с голландской компанией.

— В самом деле?

— Да. Мы бурим, бурим и в конце концов добьемся своего.

— Я вижу, что мама тоже работает, — произнес Генрих, глядя на черепа. — Пожалуй, тут собраны все. Мудрец и идиот, поэт и преступник. Курд, китаец, индус — все на одном столе.

— Я хотел бы, чтобы ты наконец посерьезнел, стал достойным…

— …сыном великого немецкого народа, — язвительно закончил Генрих.

— Пожалуйста, только не таким тоном.

Генрих вскочил, встал по стойке «смирно» и с шутовским воодушевлением выкрикнул:

— Народ, рейх, фюрер!

— Избавьте меня от подобных шуток! — повысила голос Кристина.

Слуга внес приготовленную для Генриха еду: жареного цыпленка, хлеб, масло. Генрих сел за стол и с аппетитом принялся ее уничтожать.

— А дядя Карл здесь? — спросил он.

— Знаешь, у него новая, молодая жена, — сказала Кристина.

— Аристократка?

— Ну как же может быть иначе, его возбуждают только аристократки.

— Кристина! — с упреком произнес Август.

— Но ведь я не о тебе говорю.

— В этой одежде тебе нельзя показываться дяде, — сказал Август.

— Почему? Это последний крик моды.

— И речи быть не может. Ты должен привести себя в порядок.

— Порядок превыше всего! — выкрикнул Генрих. — Так что моюсь, переодеваюсь и иду приветствовать аристократку, многоуважаемого дядю и — наверняка лицезреть его трубочки.

Через час посвежевший Генрих вместе с родителями отправился к Карлу. Барон раскладывал новые образцы камней.

— Добрый день, дорогой дядя, — вежливо поздоровался Генрих.

— О! Ну ты и изменился! Когда приехал?

— Только что. Выразил почтение родителям, и вот я здесь.

— Ну так идем в салон. Хоть раз ты приехал вовремя. Сочельник надо проводить с семьей, а не шляться по миру.

— А Маргит тоже будет с нами?

— К сожалению, нет. Она уехала в Африку. Прислала мне только подарки к празднику. — Карл указал на камни.

Они перешли в салон. Ширин читала книгу.

— Разреши представить, это Генрих, сын Августа. А это моя жена — Ширин, что по-персидски означает «сладкая».

— Отец писал мне о вас, но я не представлял себе, что вы так прекрасны.

— Благодарю за комплимент и приветы, которые вы передавали в письмах к моему мужу. Очень рада с вами познакомиться.

Ширин произвела огромное впечатление на Генриха, и он не мог этого скрыть. Она же делала вид, что ничего не замечает.

— Сладкая моя, будь так добра и вели подать нам что-нибудь выпить, — обратился барон к жене. — Зачем ты отпустил бороду? — спросил он Генриха.

— Чтобы сделать что-то, чего не делают другие.

— А чем ты занимаешься во Франции?

— В последнее время живописью.

— Что?

— Живописью. Точнее говоря, рисую картины.

— И это будет твоей профессией?

— Здесь, у вас, дядя, я вижу много голландских, итальянских, французских картин и — ни одной немецкой.

— И ты заполнишь эту пустоту?

— Нет, я только хотел сказать, что живопись — это тоже профессия.

В салон вошла служанка. Она принесла вино. Налила немного в бокал и на подносе подала барону. Карл попробовал и одобрительно кивнул. Тогда служанка наполнила все бокалы и подала гостям.

— Это очень старое вино, из мозельских подвалов, — произнес барон. — Сначала была математика, потом механика, — сменил он тему, обращаясь к Генриху, — а теперь внезапно живопись. В конце концов ты должен заняться чем-то конкретным. Попробуй этого вина. Оно превосходно, более легкое, чем рейнское.

На следующий день в двери апартаментов Августа постучала Марта. Никто не ответил. Она открыла дверь и вошла в комнату. Из глубины комнат доносились звуки музыки, передаваемой по радио. В поисках Кристины Марта прошла во вторую комнату. На столе она заметила письмо, адресованное в Берлин. С минуту поколебавшись, взяла его. Услышав приближающиеся голоса хозяев, быстро, никем не замеченная, выскользнула из дома, спряталась в кустах около беседки. В нее вошли Август с Генрихом. Чувствовалось, что они немного выпили. Марта, опасаясь выйти из своего укрытия в кустах, слушала их разговор.