Мумтоз Мухамедов - Рядом с врагом

Через несколько минут где-то близко зашуршали ветки и трава, возле самого лица комиссара послышалось частое дыхание.

— Пришли? Все нормально? — шепотом спросил комиссар.

— Встретился немецкий патруль из двух человек. Это еще до Варваровки, на большаке, — ответил Митя. — Хотелось того… Но поскольку был приказ не обнаруживать себя… А надо было… Жаль, самое подходящее время.

— Правильно сделали. Ну а дальше?

Митя прилег на сухие листья.

— Можно закурить, товарищ комиссар? — спросил он с надеждой в голосе, выбирая ямку, где бы удобней было зажечь спичку.

— Можно. Дальше?

— Сейчас, товарищ комиссар. — Митя и Сотников лежа начали скручивать цигарки. — А дальше было так, товарищ комиссар. — В одном месте две женщины сгребали сено. Днем-то не могут, боятся — немец отберет, так они работают ночами. Сначала они шибко испугались. Да и я тоже: ведь они легко могли принять нас в темноте за немцев. Ну, кое-как дал знать, что, дескать, бояться нечего, свои. Разговорились.

Митя вдруг чертыхнулся, рассыпав табак, и наклонился к Шерали:

— Товарищ комиссар! Третий день немцы возят сюда горючее. Согнали людей со всей округи и строят аэродром. Там уж есть три самолета. Эх! Самое бы сейчас время ударить, а, товарищ комиссар?

Эти сведения подтвердил Сотников.

Шерали задумался: предложение заманчивое. О том, что в деревне начата подготовка к строительству аэродрома, до «Маленького гарнизона» доходили отрывочные сведения. Если уже горючее подвозится, значит, новая база почти готова. Это действительно новость. Базу надо ликвидировать, и как можно быстрее! В голове Шерали созрел план действий. Добыть «языка» — это приказ, и его надо во что бы то ни стало выполнить. Но надо также взорвать находящиеся на аэродроме бензохранилища…

Смогут ли три человека выполнить эту задачу? Нет, сначала нужно как следует все изучить, посоветоваться с командиром. Разумеется, фашисты позаботились об охране аэродрома.

— Предложение ваше заманчивое, но все же повременим, — заметил Шерали. — Наша задача — добыть во что бы то ни стало «языка». Пусть он нам по-немецки все расскажет, а мы по-русски поймем.

Подождав, когда партизаны докурят, комиссар решил:

— Патруль, который встретил Митя, по всей вероятности, должен скоро вернуться: они не любят далеко отходить от своего осиного гнезда.

— Обоих возьмем?

— Да. Если оставить другого, крик поднимет…

…Высокая трава, скрывшая партизан, не шелохнется. Из-за стрельчатого хребта ельника взошла красная, как медное блюдо, луна. Вскоре на дороге показалась фигура человека. Это был солдат из вражеского патруля; на его стальной каске отражался лунный блик. Но почему он один? Где же второй? Или Митя напутал? Может быть, это другой патруль?

Комиссар повернулся к Мите, лежавшему рядом с ним. Тот понял взгляд комиссара и ответил легким пожатием плеч: сам, дескать, удивляюсь! Возможно, дойдя до Варваровки, солдаты разошлись и второй пошел по другой дороге? Ну, как бы там ни было, надо брать этого! Все к лучшему. Одного солдата легче взять. Шерали все лежал в траве, пока гитлеровец шел посередине дороги, для храбрости насвистывая какую-то песенку. Автомат висел на груди, и солдат обеими руками держал его. Стук тяжелых сапог четко раздавался в ночной тишине, он ободрял солдата, которому было явно не по себе от вынужденной ночной прогулки.

Едва патрульный поравнялся с разведчиками, комиссар подал знак Мите, вскочил и в один миг набросился на солдата сзади. Тут же подоспели и Сотников с Митей.

Фашист от испуга потерял дар речи. Руки, поднятые кверху, дрожали, автомат болтался на животе. Снять автомат и связать фашисту руки было делом одной минуты. Комиссар приказал разведчикам заткнуть пленному рот.

Через минуту дорога снова было пустынна.

Все вокруг дышало тишиной, покоем, в черном небе плыла удивленная луна.

Как и прежде, тикают ходики. Такой же гостеприимной скатертью, как и прежде, накрыт стол. Так же суетится Марфа… Все, как до войны, в доме Опанаса Гавриловича. Только нет дома, есть землянка. А внешне ничуть не изменился многолетний уклад жизни, привычки, домашний порядок.

По-прежнему шумно, оживленно. Ни на минуту не утихает землянка. Здесь штаб. Один балагур, лишь увидит Марфу, так сразу и донимать:

— Идут, бабушка, дела? Наш славный комендант штаб-квартиры.

Кто его знает, насмехается ли над старухой или характер такой веселый. По виду не скажешь, что охальник. Добрый парень. Не раз помогал Марфе в ее бесконечных делах. Да и Опанас Гаврилович тоже частенько стал называть ее комендантом. А ведь так кличут самого злющего немца в Червонном Гае! При чем же тут она, бабка Марфа!

Вот и сейчас старик обращается к ней:

— Давай-ка, комендант, чайку нам сготовь. Партийное собрание будет.

Бабка Марфа знает, что в данном случае обойдется без шумных разговоров. Люди посидят спокойно, по-деловому. А бюро когда собирается — и того лучше. Одним самоварчиком обходятся.

Собрание — больше хлопот. Куда больше! Да и непонятно. Вначале ставила для собрания тоже один самоварчик, потом два, потом три… Сейчас оно такое собрание большое, что приходится запасаться кипятком. А какой он — чай из ведра! Горе, а не чай…

— Сготовишь чай, — продолжал Опанас Гаврилович, сдвинув густые брови, — и марш из комнаты. Хотя ты и комендант, но беспартийный. А собрание у нас сегодня закрытое…

— Ну закрывайтесь, закрывайтесь, — торопливо согласилась Марфа.

— После собрания бюро еще будет… — поставил Опанас Гаврилович «коменданта» в известность.

— Это лучше… — И, думая о своих хлопотах, бабка чистосердечно созналась… — Лучше бы сразу бюро.

— Ну, ну… Это в твои обязанности не входит…

На собрании первым выступил Степан Иванович. Вначале он предложил почтить память партизан, погибших в последней операции.

Коммунисты молча поднялись. Легким кивком головы Козлов разрешил сесть.

— Конечно, мы освободили из неволи десятки людей… Это большое дело. Но обидно, что о дальнейшей судьбе людей мы не можем пока побеспокоиться.

Партизаны хорошо понимали своего командира. Действительно, что они могли предпринять?

— Делать из отряда лагерь беженцев мы не можем, — продолжал Козлов. — Только несколько человек, способных держать оружие и воевать, нужно оставить в «Маленьком гарнизоне». А сколько после разгрома эшелона блуждает еще по лесам… Когда доберутся до деревень, конечно, расскажут людям о случившемся. Представляете, что если потом дойдет до крестьян вторая весть, третья, четвертая. Представляете, насколько легче будет людям жить!

Степан Иванович сжал кулак и восхищенно заключил: