Олег Губайдулин - Палач демона

– Проходьте! – слегка охрипшим голосом пригласил он гостей.

– Меня Иваном кличут, – представился он прибывшим и спросил: «А вас как величать?»

– Да какая разница! – отмахнулся Маматов. – Меня звать Константином, а ее Натальей. Мы – из мещан.

– Ой, темнишь ты, вашбродь! – хитро прищурившись, ответил Иван.

– Ты, что это, мужик, выдумал? – вскинулся есаул.

– Да не бойтесь вы, никому не скажу, – пообещал Иван. Просто то, что вы оба – белая кость, прямо на лбу у вас прописано. Поэтому сидите тихо и помалкивайте. А то прознает кто, что у себя двух контриков прячу, так и вас шлепнут, и меня тоже, не дай Бог. И мужик, обернувшись к красному углу, перекрестился на икону.

– Ложитесь спать, в соседней комнате я вам постелил. Выходим завтра, перед рассветом, так что отдыхайте.

– Микола с нами поедет? – спросил Маматов.

– Да, – кивнул Иван.

– Пойду, пойду, – подтвердил вошедший в комнату Микола. У меня дела на том берегу.

– Оружие то у вас есть? – поинтересовался есаул. – А то неровен час на комиссаров нарвемся, сапогами в них тогда кидать, что ли?

– Не переживай ты, вашбродь, – усмехнулся Иван. Все имеется, все припасено. На, возьми, вашбродь! – с этими словами Микола, вытащил у себя из-за пояса револьвер и протянул его Маматову.

– Ты, что удумал?! – завопил хозяин. – Негоже, чтобы балласт вооруженным был!

– Да ничего страшного не случиться, – ответил Микола. Мне тетка Вазиха наказала, чтобы я отдал шпалер его благородию, когда до Ялты доберемся, а я позабыл.

– На, вот еще, – паренек вытащил из кармана пригоршню патронов и передал Маматову

– Ну, спасибо, – поблагодарил его Константин Евгеньевич, проверяя, заряжен ли наган. Все семеро по лавкам, – резюмировал он, покрутив барабан и убедившись, что семь патронов, как и положено, находятся в его каморах. Остальные есаул высыпал в карман словно семечки и обернулся к Ивану: «Ты, хозяин, не дрейфь, я против тебя ничего не замышляю. Но мне надо защищать и ее и себя. Вдруг, да на засаду нарвемся?»

– Ладно, – примирительно махнул рукой Иван. Главное, не вздумай по туркам палить, когда к ихним берегам подойдем. Они этого, ой как, не любят! Ну, давайте-ка спать.

…На следующее утро, Иван разбудил молодых и вчетвером, вместе с Миколой, они, крадучись, направились к бухте. Все вокруг было затянуто промозглым сырым туманом. Шли около получаса. Все ежеминутно оглядывались, нервы были напряжены до предела. Наконец, вот она – лодка.

– Схоронитесь в кустах, пока я все подготовлю, – приказал им Иван, имея в виду лодку. Осторожно спустившись по крутой тропинке вниз, он отомкнул тяжелый замок, замыкавший железную ржавую цепь. Стараясь не шуметь, Иван сложил цепь на носу лодки, а сам, вставив весла в уключины, приказал: «Подите все сюды!»

В этот момент, с берега, нависшего на бухточкой, кто-то заорал: «Товарищ командир, там ктой – то елозит!»

Над морской гладью прокатился чей-то пропитой бас: «Стой! Стой, щучье племя, я говорю!»

Вода и туман хорошо разносят различные звуки. Поэтому, хоть до красного патруля было метров триста, Константин Евгеньевич услышал, как солдаты щелкнули винтовочными затворами. Будто, прямо над ухом.

– Наташенька, родная, держись! – подхватив молодую жену на руки, есаул кинулся вниз, к лодке. А сверху на тропинке уже грохотали солдатские сапоги.

– Уйдут же, гады! – заорал первый голос. – Никуды им не деться! – ответил ему второй и скомандовал: «Огонь!» Плетками хлестанули первые выстрелы и над головами у беглецов засвистели пули. К счастью, стрелками солдатики оказались довольно паршивыми, да и туман им сильно мешал. Тем не менее, подбежав к лодке и уже схватившись за ее борт, Микола вдруг охнув, осел прямо на мокрый песок.

Подбежав следом за ним, Константин Евгеньевич поднял свою Наташеньку на руках и буквально забросил в лодку. Она упала на большие тюки с чем то мягким, по-видимому, с какой то мануфактурой и потому не ушиблась.

– Микола, Микола, вставай! – кричал есаул, тряся парнишку за плечо. Но по тому, как безжизненно болталась его голова, офицер понял, что Миколе уже не встать… Константин Евгеньевич из последних сил вцепился в корму отчалившей от берега лодки. – Костя, Костенька! – кричала Наташа, пытаясь затащить его внутрь, но ей это не удавалось. Маматов был слишком тяжел для хрупкой женщины.

– Да залазь, ты скорее, вашбродь! – услышал офицер крик Ивана, который изо всех сил налегал на весла. Обернувшись к берегу, до которого было меньше тридцати метров, Маматов увидел, как трое солдат, встав на колено, целят в них из винтовок. Он понял, что в следующее мгновение лодка и все, кто в ней находился, будут изрешечены пулями.

– Наташенька, любимая, я отвлеку их! – крикнул есаул и, оттолкнувшись от кормы, изо всех сил заорал: – Не стреляйте, я сдаюсь!

Патруль, замешкался всего на несколько секунд. Но и этого времени оказалось достаточно, чтобы лодка нырнула в очередную полосу тумана.

– Огонь! – заорал с берега один, видимо старший патруля.

– Родная, жди меня в Турции, а если что, то передай весточку с Иваном! – только и успел выкрикнуть Константин Евгеньевич, перед тем, как что-то тяжелое и горячее толкнуло его в плечо. Он, захлебнувшись студеной и соленой водой, пошел было ко дну. Но, забарахтавшись, смог выплыть на поверхность. В этот самый миг, с лодки прогремели несколько выстрелов. С берега донесся вскрик.

– «Видно, Иван кого-то подстрелил…» – подумал Константин Евгеньевич, изо всех сил загребая руками к берегу и стараясь выплыть в стороне от патруля. Оглянувшись на море, он увидел, как лодка, подняв парус, стремительно уходит вдаль. «Молодец Иван, знает свое дело!» – подумал Константин Евгеньевич, выбираясь на берег. «Лишь бы Наташеньку не зацепили, скоты!» Тут он заметил, что солдаты вновь изготовились к стрельбе. Их было четверо, но один неподвижно лежал на спине. Трое, во главе с человеком, одетым в длинное черное пальто, вновь передернули затворы. Есаула отделяло от них всего метров тридцать.

– Стоять, гниды! – заорал он, и кинулся прямо на них. Солдаты, оторопев от неожиданности, потеряли драгоценные мгновения, за которые Маматов успел сократить расстояние почти до половины. Вскинув наган, он, почти не целясь, выпустил в патрульных четыре пули. Первая пара прошла мимо, но две пули нашли свою цель. Человек в черном пальто, схватившись за горло, захрипел, и, упав на песок, смешно засучил ногами. Второму солдату пуля попала в голову, он не успел даже вскрикнуть. Но на ногах оставался еще третий. Он уже вскинул винтовку, однако выстрелить не успел. Три пули, выпущенные Маматовым, сразили его наповал.

Один из раненных все еще стонал и корчился. Чтобы избавить его от мучений, Маматов поднял валявшуюся рядом винтовку и одним ударом приклада разбил ему череп. Он треснул, словно гнилая тыква. Стоны прекратились. Тут только офицер понял, что сам ранен. Голова кружилась все сильнее и сильнее. Шатаясь, он отошел к зарослям кустарника. Там, успев кинуть последний взгляд вслед одинокому парусу, уносившего его любовь и надежды к далеким чужим берегам, Маматов потерял сознание…