Анатолий Королев - Страж западни [Повесть]

Галецкий превращался в карточный водопад, постепенно сюда примешивались и другие предметы. В то время как левая рука манипулировала с картами, в правой появлялись золотые десятки. Они катались по ладони, исчезали меж пальцев и снова появлялись. Монеты словно мешают артисту, Галецкий рассовывает их по карманам, но они все появляются и появляются. К монетам прибавляются стеклянные шарики, сигареты, цветы, карманные часы на цепочках, портсигары. Карты, «случайно» упавшие на пол, Галецкий небрежно подбрасывал вверх носком узких штиблет.

Фейерверк кончился внезапно.

Остановившись у третьего ряда, Галецкий вдруг впился глазами в лицо Умберто и, перегнувшись через соседа, быстро вытащил из внутреннего кармана обомлевшего Бузонни бокал из-под «Божоле». Как он там очутился? Умберто казалось, что он вернул его на поднос ассистентки. Может быть, его загипнотизировали? Правда, он мысленно позарился на шарик, меняющий цвета по желаниям зрителей и, кажется, попытался его присвоить тогда, когда шарик был пущен для большего эффекта по рядам… одним словом, Бузонни был в панике. Проклятый бокал к тому же оказался полон шампанского. Под смех публики Галецкий поднял тост за здоровье зрителей.

Глухим рокотом встречала наслышанная публика появление знаменитой «папки с сюрпризами» Робера Удена. Вот, например, из самой обыкновенной картонной папки появляется сверкающая клетка с попугаем, которая внезапно исчезает в руках мага. Галецкий на миг приостанавливает извержение предметов и, сняв с себя фрак, бросает его в зал для публичного осмотра. Получив фрак обратно, он вынимал из него клетку с птицей, надевал как ни в чем не бывало фрак и, стряхнув в напряженной тишине прилипшее к рукаву яркое перышко, вновь запускал в «папку сюрпризов» руку; на свет появлялись китайские веера, бумажные фонарики, вазы, летающие бабочки из тонкой бумаги, аквариум с живыми рыбками, пока, наконец, Галецкий не доставал из «рога изобилия» большой, высотой в пятнадцать вершков, кубик…

Поставив кубик на пустой мраморный столик, Галецкий объявлял, что в этом кубике сидит его ассистентка. Сильнее всех в этот миг, пожалуй, бились сердца профессиональных иллюзионистов: дело в том, что именно этот трюк с кубиком принес всемирную известность недавно умершему Буатье де Кольта. Об этом иллюзионном шедевре много писали и спорили. Среди трюков, которые уже запатентованы в Лондоне знаменитым иллюзионистом, этот, увы, не значился. Секрет трюка так и не был обнаружен, а после смерти де Кольта в 1903 году его вдова, выполняя его завещание, уничтожила всю оставшуюся аппаратуру (сам кубик, как и ручной инструмент де Кольта, хранится сейчас в частных коллекциях США). Итак, поставив кубик на пустой мраморный столик, Галецкий объявлял, что в этой игральной кости сидит его ассистентка, взмахивал палочкой, и кубик начинал расти на глазах. Когда он увеличился примерно до одного аршина высоты, Галецкий поднял его вверх и под ним действительно оказалась ассистентка в турецкой чалме и шароварах, сидевшая по-восточному, скрестив ноги. Шквал, буря аплодисментов!

Галецкий, бледный, заметно осунувшийся к концу первого отделения, раскланивался и заявлял, что публика не замечает не только женщины, сидящей в кубике, но даже и слона, который давным-давно стоит на сцене. При этом артист показывал рукой назад, и пораженный зал видел, что на сцене и в самом деле стоит на виду у всех живой слон. Впервые позволив себе рассмеяться, артист угощал слона аппетитным букетом цветов и после того, как букет, пойманный хоботом, исчезал в пасти животного, Галецкий хлопал в ладоши, свет в зале гас на один миг, а когда снова вспыхивал, сцена, разумеется, была пуста.

Ни слона, ни груды вещей на полу, ни столиков, ни пюпитра с папкой Робера Удена, зато появлялась высокая лестница. Под оглушительные звуки заключительного марша Галецкий поднимался по ней и на верхней ступеньке, подобно Буатье де Кольта, исчезал в воздухе… Объявлялся антракт.

Бузонни был ошеломлен и подавлен, ему стало дурно то ли от выпитого во время представления, то ли от кошмарного нагромождения трюков экстра-класса, сделанных легко и непринужденно. Правда, впечатление от финала смазалось тем, что номер «молниеносное исчезновение африканского слона» был известен Бузонни. Он знал, что и покрывало, которым был накрыт слон, и занавес — из черного бархата. Это-то и делало слона невидимым. Стоит только сдернуть покрывало, как слон становится виден всей публике и, наоборот, стоило его накрыть, как огромное животное исчезало из глаз. При умелом освещении — иллюзия полная.

Впрочем, молчаливый вопль любой публики в цирке всегда один: «Обмани, обмани меня снова!» Она жаждет быть обманутой, и горе тому, чья ложь шита белыми нитками.

Теперь остается только сказать, что если бы об этом сенсационном выступлении было известно контрразведчику штабс-капитану Муравьеву, то уж он наверняка, бросив все прочие дела, решительно занялся бы в первую очередь, в сию же минуту, судьбой задержанного на неопределенное время знаменитого артиста и дьявольски опасного человека…

Но увы, Алексей Петрович, хотя и заметил удивительный фокус Галецкого с наручниками, хотя и прочитал полицейский отчет о чудесах с цепями, все же выводов для себя не сделал и даже сунул артиста в подвал. Мог ли он предполагать, к каким последствиям приведет такая небрежность?

…Алексей Петрович встал из кресла, потянул затекшей спиной, выключил настольную лампу и вышел из кабинета. У крыльца его поджидало изящное ландо и два верховых казака.

Опустившись на уютные кожаные подушки, Муравьев приказал трогать. Уснувший было извозчик бодро хлестанул поводьями бело-пегую чахлую лошаденку с черными шорами. Ландо в сопровождении охраны мягко покатило вдоль ночной пустой улицы под тревожно распахнутым звездным небом. Луна светила в спину, и пузатая лошадь пугливо ступала копытом в свою жидковатую тень. Алексей Петрович обратил на эту тень край своего внимания. Она, казалось, жила собственной тайной жизнью: вот она молча кривляется под ногами, а вот коляска попала в свет единственного фонаря, горящего напротив общедоступного театра ювелира Денисова — и тень вдруг почернела, вытянулась, как летящая птица, и насмешливо заколыхалась на булыжнике, словно собираясь взлететь. «Улечу, Алексей Петрович, не поймаешь», — будто шелестела она из-под копыт. И сутулая спина возницы чем-то напомнила Муравьеву нахохлившуюся птицу. Дом с белыми балкончиками на углу Елизаветинской тоже зацепил воображение штабс-капитана своим птичьим клювастым профилем. Даже казаки из охраны на чубарых татарских конях — особенно тот, что справа, были вылитые ночные грифы… одним словом, контрразведчику повсюду мерещились птицы, и неспроста мерещились. Чертов голубок никак не шел из головы Алексея Петровича!