Робер Мерль - Остров. Уик-энд на берегу океана

— Мне все кажется, что я их вижу. Особенно того низенького, знаете, как он злобно на меня глядел там внизу, на кухне! Ох, Жюльен, если бы вы только знали! Ужас какой! Тот высокий пил вино и молчал. Вид у него был скорее даже сконфуженный. А другой, низенький, как уставился на меня, глаза у него злые, странные такие, потом он подошел ближе, и вдруг как рванет на мне кофточку, а потом скрутил мне за спиной руки и толкнул меня к тому, а сам ругается. Какой ужас! Жюльен, меня всю трясло, но я так перепугалась, что даже кричать не смогла. А тот длинный глядит молча, а глазки у него крошечные. А низенький скрутил мне руки и толкает к тому, а сам чертыхается. Ох, Жюльен! Вы бы послушали, как он ругался, как ругался!

— Хватит! — резко сказал Майа.

Он в молчании прошелся по комнате, потом проговорил уже более спокойным тоном:

— Если вы не хотите жить здесь, идите к вашим друзьям, у которых живет Антуанетта. Там вы будете в безопасности.

Жанна подняла на него глаза:

— А дом? Если я уйду, дом разграбят. А на что мы тогда будем жить после войны?

— После войны! — сказал Майа, пожав плечами. — Еще когда эта война кончится! И неужели вам не все равно, где вы будете жить после войны?

— Это наш дом.

— Его наверняка разбомбят, ваш дом.

— Нет, — страстно возразила она, — нет, пока я здесь живу, его не разбомбят.

— Останетесь вы здесь или нет, ничего от этого не изменится.

— Нет, изменится! — сказала Жанна.

— Как вам будет угодно, — сказал, пожав плечами, Майа, — но я…

Она подняла на него глаза, полные ужаса.

— О, Жюльен! Умоляю вас, не уходите. Не можете же вы бросить меня теперь!

— Что значит теперь?

— Ох, — проговорила она, пропустив его вопрос мимо ушей, — они мне все время будут мерещиться. Начну подыматься по лестнице, и мне все время будет казаться, что они крадутся за мной.

— Какая глупость, мертвых вы боитесь, а бомб не боитесь. А ведь мертвые вам ничего дурного не сделают.

— Мне страшно, — глухо сказала она.

— Но, черт побери, если уж вы так боитесь, уходите отсюда и живите вместе с Антуанеттой.

— Нет, — твердо сказала Жанна, — я останусь здесь.

Майа закурил и молча уставился на кончик сигареты.

— В конце концов, — холодно сказал он, — вы хотите остаться здесь, чтобы сторожить дом, а я должен остаться здесь, чтобы сторожить вас.

— А что вам стоит остаться, раз я вас прошу?

— Мне это не подходит, вот и все.

Наступило молчание.

— А на самом деле, — сказала Жанна свистящим шепотом, — а на самом деле вы не хотите здесь оставаться потому, что бомбежек боитесь. Вы трус!

Майа улыбнулся.

— Жалкая сучка! — сказал он, но как–то вяло.

Жанна удивленно захлопала ресницами, но ничего не ответила, не шевельнулась.

— Впрочем, — добавил он, — вы правы — я боюсь бомбежек. А вы зато боитесь покойников! Каждый своего боится.

— Я не боюсь.

— Раз так, значит, все в порядке.

Жанна кинула на него сверкнувший яростью взгляд.

— Если вы все равно решили уходить, так не мешали бы им тогда!

— Я и сам уже начинаю так думать.

— Жюльен, — сказала она, — как вы смеете говорить такие вещи?

— Но, черт возьми, вы сами это сказали, а вовсе не я! Ладно, давайте кончать, пойдете вы к Антуанетте или нет?

— Нет, — сказала, топнув ногой, Жанна, — нет, слышите, нет и нет! Я дом не брошу.

— Чудесно, — сказал он, — в таком случае я ухожу, прощайте!

Он протянул Жанне руку, но она не пожала ее, а только пристально посмотрела на него глазами, полными слез.

— Послушайте, — наконец сказала она, — значит, вы меня совсем не любите?

Майа тупо взглянул на Жанну.

— Господи! Но об этом, по–моему, у нас и разговору не было.

— Скажите, Жюльен, ну скажите же, значит, вы меня совсем, совсем не любите? Ну, хоть чуточку?

— При чем здесь это?

— Скажите, Жюльен, — молила она, — скажите, неужели вы меня совсем, совсем не любите, ну хоть самую чуточку?

— Если хотите знать, я вас уважаю, потому что вы храбрая девушка… То есть храбрая в определенном смысле слова. А так как вы еще и хорошенькая, я безусловно мог бы почувствовать к вам физическое влечение… Не понимаю, зачем я все это говорю, — гневно добавил он, — вы сами это отлично знаете. Впрочем, это здесь ни при чем.

— Да, — плаксиво протянула она, — я отлично вижу, что вы меня не любите. Ничуть, даже капельку. И знаете, мне даже кажется, что вы на меня сердитесь. Не пойму за что, но сердитесь.

— Я сержусь? На вас?

— Да, вы на меня сердитесь и бросаете меня здесь совсем одну.

— Только от вас зависит не быть здесь одной, — устало сказал Майа. — Идите к Антуанетте.

— Ой, Жюльен, — сказала Жанна, — мне так страшно. А вы собираетесь уходить! Вы просто не хотите признаться, что сердитесь на меня.

— Да не сержусь я на вас! — крикнул Майа.

Столько раз их спор заходил в тупик, столько раз все начиналось с самого начала, что теперь Майа уже окончательно запутался. Он чувствовал себя взволнованным, смущенным, выходил из себя.

— Да, да, сердитесь! — сказала Жанна, ломая руки. — Сердитесь потому, что убили из–за меня двух человек.

— Нет, — сказал Майа. — У, черт! — неожиданно крикнул он, не сдержав налетевшего гнева. — Да замолчите же!

— Жюльен!…

— Нет! — крикнул Жюльен. — Я ухожу, слышите, ухожу!

Он шагнул к двери. И сразу же Жанна очутилась возле него, обвила руками его шею, прижалась к нему всем телом. Она покрывала короткими быстрыми поцелуями все его лицо. Он видел совсем близко ее розовые, свежие, неловкие губы, тыкавшиеся в его лицо с щенячьей неуклюжестью.

— Жюльен!

— Оставьте меня!

— Нет, — сказала она, и голос ее дрогнул, — нет. Я ведь вас люблю! Люблю вас!

Он попытался вырваться из ее объятий, но она держала его с неестественной силой. И продолжала покрывать его лицо беглыми поцелуями. Она жалась к нему всем телом, вцеплялась в него изо всех сил.

— Жюльен, — вдруг глухо шепнула она, — Жюльен, возьми меня!

Они боролись, чуть не сталкиваясь головами. Жанна сплела руки вокруг его шеи и прижимала к себе с неженской силой. Он яростно рвался из ее рук и, должно быть, причинил ей боль. Но она упорно продолжала осыпать его лицо поцелуями. На своих губах он чувствовал ее горячее дыхание.

— Сейчас же, Жюльен, сейчас же, сейчас!…

— Грязная сучка, — прошипел он сквозь стиснутые губы, — на все готова, лишь бы сохранить свой дом!

— Нет, Жюльен, нет, не из–за дома, я тебя люблю.

— Оставь меня! — яростно крикнул он.

Жанна искала его губы. На своем лице он ощущал прикосновение ее горячего влажного рта. Тело ее крепко прижималось к его телу. Он чувствовал, что она дрожит с головы до ног. Он поносил ее, чуть не касаясь губами ее губ, но она не слушала, она все сильнее жалась к нему. И вдруг в висках у него застучало.