Абрахам Меррит - Мир приключений, 1929 № 03-04

Школа — бывшая церковь. Алтарь — квартира учителя. Священники-миссионеры в свое время добрались и до Камчатки. Но коряки, оффициально православные, остались непоколебимыми шаманистами.

По представлению коряков, весь мир населен бесчисленным количеством злых духов — нинвитов. Нинвиты — невидимы. Они носятся в воздухе и ловят невидимыми сетями души людей. Поймав, поджаривают и съедают. Человек от этого болеет и умирает. После смерти человек сам становится нинвитом. Нинвиты быв ют людские, звериные и птичьи. Внешний облик их: черное мохнатое тело, огромные красные глаза, огромные уши, пасть с длинными острыми зубами.

Шаманы — люди, подверженные особой полярной нервной болезни, — якобы имеют власть над нинвитами и понимают их язык. В жертву злым духам приносятся собаки и олени на особых жертвенных местах, где есть деревянное или каменное изображение духа данного места. Праздники, приуроченные к главным моментам оленеводческо-хозяйственного и промыслового года, тоже тесно связаны с шаманством. Шаман делает предсказания как пройдет отел оленей, как они перенесут зиму, удачен ли будет промысел. Неотъемлемой принадлежностью шамана является бубен, особая шаманская одежда, полуженская-полумужская, шаманский нож, копье. Коряки твердо верят, что шаман может вылечить любую болезнь и даже воскресить мертвого.

Все эти верования в настоящее время сохранились в полном расцвете так же, как и корякский фольклор, чрезвычайно богатый фантастикой и иногда очень красивый и интересный.

В землянке еще совсем темно. Но между досками, которыми закрыто на ночь дымовое отверстие, белеют узенькие полоски света. Дымовое отверстие — единственное сообщение землянки с внешним миром. Оно служит одновременно окном, дверью и дымоходом.

Краснощекая Каманха выглянула из спального полога, где она спала вместе с другими женщинами. Посмотрела наверх — пора! Ей сегодня утром много дела. Эвелхут поедет на морскую охоту — надо все приготовить. Она осторожно выползла из полога, стараясь никого не разбудить. В землянке был мороз? немногим меньший, чем на дворе. Но девушку это не стесняло, несмотря на то, что ее странный меховой наряд представлял собою широко открытое декольте, оставлявшее без всякого прикрытия ее грудь, руки и плечи. Она неторопливо сложила костер, развела огонь, повесила над огнем чайники, приготовленные еще с вечера и, когда замершая за ночь вода оттаяла, помылась, выплевывая изо рта на руки. Потом достала «иняюсьгын»— дорожный мешок Эвелхута, сделанный из тюленьих шкур, и принялась укладывать в него все необходимое для охотника: пачку патронов, маленький дорожный чайник, несколько кусочков кирпичного чаю, неначатый коробок спичек, немного юколы — сушеной рыбы, запасные торбаза и чижи (меховая обувь). Ничего не забыла. Холод основательно пробрал ее. Но она нарочно не* хотела надевать верхнюю одежду.

— Ну, разбужу. Как посмотрит на меня сейчас. Ласкать будет. — Она опасливо оглянулась — не проснулся ли кто-нибудь из старших — и поползла в угол, где спал Эвелхут. Эвелхут — еще неполноправный член семьи. Поэтому он спит не в пологу, а отдельно от всех — на шкурах. Он только второй месяц «отработывает жену)) у старого Эмленвиля и старик еще не решил — выдать или нет за него Каманху, младшую дочь.

— Эв0, гумнин нмпсь’а клавул… (Эво, мой красавец-муж) — шептала Каманха, склонившись над ним и глядя горящими черными глазами на его смуглое, чернобровое лицо.

Она легла рядом с ним и зубами взяла его за ухо. Он проснулся, открыл глаза.

— И-ка ка, — замерзнешь.

— А ты меня согрей, — лукаво сверкнув глазами, отвечала она.

Потягиваясь, он протянул руки и хотел привлечь ее к себе, взяв за плечи.

Но она не даром слыла самой ловкой девушкой в Вороньем поселке.

— Не взять тебе меня, как лису-чернобурку.

Они принялись весело возиться, но так, чтобы не нашуметь. Пока старик не объявил своего решения, они должны быть чужими друг другу. А увидят — все дело пропало.

— Каййе, Каманха, бешеная моя чернобурка…

Но к морю надо поспеть с рассветом. Эвелхут порывисто прижал к себе Каманху и тотчас же оттолкнул, вскочил и принялся оправлять смявшуюся за ночь одежду. Каманха налила ему горячего кирпичного чаю, заварив покрепче. Охотник ничего не ест перед уходом на промысел. Но чай разогревает и разгоняет кровь, дает меткость глазу и твердость руке. Опорожнив пятую чашку, Эвелхут стянул поясной ремень, хорошенько заткнул нож в ножны, взял свое ружье-винчестер и быстро, привычными движениями, вскарабкался по гладкому бревну с зарубками, служившему выходной лестницей. Каманха надела кухлянку, красиво расшитую бусами и бахромою из ремешков, и, взбежав по бревну не менее ловко, чем ее жених, вынесла его дорожный мешок.

Вместе запрягали собак. Разбуженные хозяйским пинком, собаки лениво вылезали из ямок, протаявших под ними за ночь, встряхивались и послушно шли за хозяином. Скоро цуг из 5 пар был в полном порядке. Эвелхут уложил на нарту ружье и мешок, взял остол — толстую палку с железным острием, с помощью которой тормозят нарту на раскатах. Затем он слегка подтолкнул нарту и крикнул:

— Хак-хак, хак-хак! Услышав команду, собаки подхватили все сразу и легкая нарта заскользила по крепко промерзшему снегу. Эвелхут смеясь кивнул Каманхе:

— Аттаукон, нав‘о! (прощай, жена).

Каманха залезла на высокие подмостки амбара-юкольника, уселась там и стала смотреть вслед быстро удалявшейся нарте… Сколько девичьих дум подслушали эти длинноногие корякские амбары для сушеной рыбы… Она готова была просидеть хоть целый день.

— Камо! — мама зовет. Ты там чего делаешь? — позвала старшая сестра Лектын.

— Юколу достаю.

— Какая юкола, когда сегодня будем есть мясо. Сама знаешь, отец вчера привез. Совсем одурела девченка. Поди, воды принеси…

Эвелхут тем временем уже успел доехать до моря. Он достал из мешка свою гордость — бинокль. Нынешним летом он удачно выменял этот бинокль у японца на шкурку летней лисицы, которую ни за что не хотел брать «советский купец» из «торговой юрты». А бинокль — хороший помощник на морской охоте. Он навел его на Пологой перевал. — Если там спокойно, значит берегового ветра не будет и можно ехать спокойно на лед хоть за 10 верст, не боясь что он оторвется от берега. — А разве у Эвелхута не будет удачи, когда ему помогает в охоте такая женщина, как Каманха. Хотя Каманха еще не жена его, все же, когда он уезжает на морскую охоту, она не шьет, не режет, не скоблит шкуры и про себя шаманит, чтобы морские духи послали ему удачу. И у нее должна быть большая сила. С тех пор, как Эвелхут живет у Эмленвиля, он ни разу не возвращался с промысла без добычи. Теперь уже наверное скоро старик отдаст ему Каманху…