Сизя Зике - Горячка

- Н-да, погеройствовали мы! – резюмировал Пауло.

Мы попробовали напугать слоненка, чтобы он ушел, громко хлопая в ладоши и бегая вокруг.

- Угу-гу-гу!!! Угу-гу-гу!!! Ну, уматывай!

Пауло зарядил ружье и выстрелил в воздух. Весь наш шум привел лишь к тому, что наши следопыты, склоненные над своей работой, начали смеяться, а слоненок отскочил на несколько метров. Но вот уйти он не решился. Снова он подошел, глядя своими огромными, печальными глазами, которые лишь усиливали наши угрызения совести, и вновь он начал подпихивать лбом тело своей мамы. При этом он еще водил своим поросшим длинными шелковистыми волосами хоботом по шкуре слонихи, мешая следопытам работать. Младший из Лилипутов, которому эти движения маленького хобота надоели, что-то гневно защебетал, после чего внезапно схватил лежащее у своих ног мачете и вонзил его в шею слоненка.

Мачете, довольно глубоко вонзенное в тело, застряло; из под него вытекала струйка крови. Лилипут яростно щебетал и размахивал руками, чтобы отогнать малыша, который крутился тут же, уже совершенно перепуганный.

И я сделал то, что казалось мне совершенно логичным: зарядил ружье, подошел к слоненку, долго целился, ожидая, пока он не успокоится, и выстрелил, когда тот появился на мушке. Слоненок свалился на тело своей матери.

Лилипут подошел, чтобы вытащить свое мачете, поднял его высоко вверх и, с блестящими глазами, начал смеяться, обнажая десны – диким и неприятным смехом.

У Монтаня что-то защелкнуло, и он взорвался:

- Вы все тут с ума сошли! Крыша совсем поехала!

Началось. А ведь после этого должно было следовать и продолжение. Реакция на множества дней, в течение которых парень чувствовал себя оскорбленным до глубины души. Монтань вопил, весь багровый, не владея собой, с перекривившейся на лбу повязкой и сжатыми добела пальцами на прикладе. Его вопли переходили в фальцет, иногда он вообще терял голос. Монтань упивался собственными словами, забываясь в собственном бешенстве. Да, парню, видимо, было совсем паршиво.

Мы были сумасшедшими. Мы были свиньями. Мы не имели права на что-либо на этом свете. И у нас не было никаких оправданий. Мы вышли навстречу смерти. И все об этом знали! И все об этом знали, а ему не сказали. И мы сделали это специально. Мы были далеки от всего, совершенно далеки. И нужно остановить все эти безумия и посвятить все силы на поиски шанса найти мир истинный! И еще куча других вещей, которых Монтань никогда бы не сказал, если бы не завелся.

Я пожал плечами и перезарядил ружье, чтобы хоть что-нибудь сделал, пока Монтань драл горло. Я позволял ему разрядиться… Через пару минут он опомнится и поймет, что я не мог сделать ничего, как кроме застрелить этого малыша. И что я не был виноват в этом нервном срыве. Зато Пауло разорался еще громче:

- Ты заткнешься, наконец, или нет?!

И сделал два шага в направлении Монтаня, который все так же вопил, срывая голос.

- Эй, Монтань, заткни хлебало, или я его сам тебе заткну!

- Пауло, спокойней, спокойней! – позвал его я.

Тот немедленно повернулся в мою сторону и рявкнул:

- Что, теперь еще и ты собираешься влезть мне на шею? Так? Вот прямо сейчас?

Старик терял контроль над собой. Становилось горячо. Лицо у Пауло сделалось багровым, и никаких шуток он уже понять не мог. Трясясь всем своим телом, он был готов на все, а мне было известно, на что этот старый придурок способен. Сейчас он глядел на меня, не отводя глаз, как будто я его чем-то оскорбил. Потом он повернулся и направился к Монтаню, вопли которого к этому времени уже начали затихать.

- Ты, зараза, заткнись, иначе я за себя не ручаюсь! Ну, ша! Приказываю тебе закрыть клюв!

При этих словах Монтань совсем неожиданно замолк; его лицо как бы вытянулось, делаясь еще более худым. Он прищурил глаза, при этом на лице его появилось гадкое, злобное выражение, которого я у него до сих пор не видел. Парень инстинктивно оттянул курок винчестера. Щелк! Продолжение было бы продиктовано логикой, и его легко можно было бы предугадать. Монтань встал поудобнее, слегка расставив ноги и опустил ствол до высоты роста человека.

При этом он постарел лет на десять; по щекам побежали две глубокие морщины.

- Ага, так? Вот ты у нас какой?… - зашипел Пауло. – Ах ты, гнида… - медленно произнес он.

При этом он весь застыл, слегка склонившись вперед и приготовившись действовать.

Тут вступил я.

- Вы что, охренели?! Стоять! – заорал я.

И нацелил свое ружье в их сторону, готовый выстрелить в ноги первому же кретину, который пошевелится.

За эти несколько минут могло случиться все, что угодно. Нет, видимо, и правду у всех поехала крыша! Мне пришлось бы следить за Пауло, если бы тот застрелил парня… Шли секунды, целая вечность… В конце концов, Монтаня отпустило, первого…



Возвращение в лагерь было трудным. Оно прошло молча, через этот темный лес, где мы все время обо что-то спотыкались. Оба следопыта взяли один бивень и теперь шли впереди, регулярно перебрасывая его с плеча на плечо синхронным движением.

Второй я пристроил сам, словно коромысло, отказываясь от чьей-либо помощи. Под весом бивня я пошатывался, и старался идти как можно быстрее, перебарывая охватившую меня злость на все и вся.

Настроение ни у кого не поменялось. Пауло явно пережевывал желание пристрелить юнца. Монтань полностью погрузился в себе, полностью отдалившись от окружения.

Ужин настроения не прибавил; беседовать никому не хотелось. А потом мокрые матрасы, совершенно черная ночь, холодный ветер, тишина, прерываемая вздохами и перекидываниями с бока на бок в поисках более удобного положения, которого, ой, не было…

ААА

Чтобы выспаться, не могло быть и речи. Промокший материал матраса был чертовски неприятен на ощупь. Несмотря на все силы, которые были потрачены мною на возвращение, я просто не мог заснуть. Все мои мышцы, наконец-то наслаждающиеся отдыхом, ничего иного и не желали, зато голова успокоиться никак не хотела. Я размышлял, и все мои мысли приятными не были.

Я чувствовал запах воздуха, пропитанного испарениями мокрой обуви и одежды. В паре сантиметрах от себя я видел спину Пауло. Старик спал на боку, свернувшись в клубок; ноги были обернуты грязным одеялом. Он лежал в одной майке, вместо подушки подложив под голову мешок, прямо на брошенной на землю подстилке. Нам удалось спасти всего три матраса. Пауло при этом буркнул, что он не девица и предпочитает спать на подстилке. Мол, джунгли – это его стихия. Нас еще и в проекте не было, когда он со своими приятелями в 1938-39 годах проходил их вдоль и поперек. Нет, черт подери, никакой матрас не нужен.

Старик Пауло! Чтобы вот так вот спать, словно нищий, в его возрасте. Не хватало только начатой литровой бутыли красного вина у изголовья – и тогда иллюзия была бы полнейшая. Это что же с нами случилось?