Сёдзи Гато - Боец-юнец встречает девушку

— Достаточно. Тебе пока лучше не разговаривать.

Поднявшись по склону, они вошли под крону громадного раскидистого дерева, впившегося в землю мощными узловатыми корнями. Лесной великан выглядел не менее чем на тысячу лет.

— Кажется, это был последний набор высоты.

Их взглядам открылась лежащая за перегибом гребня и крутым склоном широкая плоская равнина. Тут и там виднелись бедные сельские домики и сарайчики, голые поля, запаханные еще осенью. Поодаль, по дороге между не залитых водой рисовых чеков ползли фары армейского грузовика.

Глаза Канаме расширились.

— Ого! Как здесь все открыто… и нам нужно пересечь эти поля?

— Да. Вероятность обнаружения противником многократно возрастет.

Соске осторожно опустил Курца на землю между узловатых, покрытых мхом корней дерева. Тот неслышно чертыхнулся, разбередив сломанное плечо.

Плюхнувшись на землю рядом с ним, Канаме сжалась в комочек, стараясь восстановить дыхание. Она не жаловалась, но выглядела замерзшей, жалкой и поникшей.

Тяжелое дыхание Курца немного выровнялось, он снова незаметно отплыл в сладкое морфиновое царство.

Беглецы брели темными и неровными лесными дорогами не менее трех часов. В самое тяжелое и глухое время ночи, показавшееся бесконечными. Соске был доволен, что они смогли одолеть столь трудный путь и уйти далеко, но…

«Втроем нам никогда не добраться до побережья».

Даже полному сил, опытному диверсанту или разведчику было бы нелегко пересечь эту открытую равнину так, чтобы не попасться врагу на глаза.

Кроме того, даже если «Туатха де Данаан» вернется, чтобы подобрать их, у Соске не имелось способа связаться с подлодкой. Хотя у Курца остался маленький приводной передатчик, его дальность действия не превышала трех-четырех километров. А до берега оставалось не менее двадцати.

Соске остро почувствовал, как вымотался за последние сутки. Голова гудела и кружилась, сознание было неясным, а рана в боку болела все сильнее с каждым шагом.

Они потратили все оставшиеся силы, чтобы добрести сюда и упасть, и больше не смогли бы протащить тяжелого раненого Курца и ста метров. Они не могли позвать на помощь, а враги, словно голодные стервятники, описывали круги все ближе и ближе.

«Выхода нет».

Далеко не в первый раз в своей не такой уж длинной жизни Соске почувствовал, как старуха Смерть трогает его за плечо костлявой рукой.

— Чидори.

— Что?

Пока он по пунктам объяснял всю тяжесть сложившейся ситуации — их изолированное положение, погоду, не позволяющую союзникам действовать незаметно, стягивающуюся вражескую поисковую сеть, состояние Курца — Канаме слушала терпеливо и внимательно.

— Понятно, — кивнула она, выжидательно взглянув на него.

— У меня есть план, — продолжал Соске. — Мы с Курцем останемся здесь, и наделаем как можно больше шума, чтобы привлечь внимание противника. Выиграем достаточно времени для того, чтобы ты смогла бежать на запад так быстро, как только сможешь.

— Извини, не поняла?..

— Иди на запад. Возьми этот передатчик и постарайся добраться до побережья. Если наши товарищи вернутся за нами, они будут вызывать по этому каналу.

Гарантии, что именно так и случится, у него не было, но единственное, что ему оставалось — это попытаться. Сделать так, чтобы Канаме оказалась на берегу и не упустила представившийся счастливый шанс.

— Но что будет с вами?

— Нет нужды беспокоиться. Защищать тебя — наш долг и наша работа. Лучше пусть хотя бы один из нас спасется, чем все трое попадут в плен.

— Неправда!

Соске не слушал. Он уже все решил для себя и счел, что его судьба больше не должна волновать Канаме.

— У тебя есть право жить, — холодно произнес он. — Иди.

Если быть честным, то в этот момент его не очень-то заботили такие понятия, как «долг» или «неукоснительное выполнение приказа». Не они повлияли на решение Соске. Это было другое, простое и незатейливое желание. Он хотел, чтобы Канаме жила. Пусть она боится и ненавидит его, неважно. Соске просто хотел, чтобы она вернулась в школу.

Его почему-то ужасно тяготила мысль о том, что эта девушка безвестно канет в потемках этой незнакомой страны и больше никогда не вернется домой. Он чувствовал, что не может позволить ей исчезнуть — это было невыносимо.

— Беги. Одна.

Повисла долгая тишина.

Переводя глаза с Соске на Курца и обратно, Канаме колебалась.

Непонятно, почему. Ведь все выглядело необычайно просто и логично. Как она может не понимать? Если единственной возможностью выжить становится бегство в одиночку, никто никогда не обвинит ее в том, что она оставила почти незнакомых людей, чтобы спастись самой. Это просто необходимость.

Насущная необходимость. Логика Соске была безупречной — конечно, Канаме должна бежать.

Но, не прошло и минуты тягостной тишины, как девушка, наконец, коротко и ясно ответила:

— Нет.

— Не понял?..

— Я сказала — «нет»! В одиночку я не побегу, — заявила она. — Нужно пораскинуть мозгами и придумать какой-нибудь другой план.

Канаме говорила негромко, но сомнений быть не могло: это был уверенный, решительный и обдуманный отказ.

Соске терпеливо покачал головой:

— Послушай, Чидори. Я — профессионал. И обдумал наше положение со всех сторон. Спастись всем троим — невозможно. Даже тебе одной будет нелегко добраться до берега. Такова объективная истина.

— Истина?! Это только ты так говоришь! — сердито отрезала Канаме.

— Но…

— Хватит! — выкрикнула она в лицо остолбеневшему Соске. — У меня было время подумать, пока мы тащились по этим чертовым горам, и я поняла, наконец!

Канаме набрала побольше воздуха:

— Соске, ты в самом деле полный придурок. Ну, я, конечно, рада, что ты хочешь спасти меня… но ты ничего не забыл?! А мне вот кажется — забыл, и кое-что очень важное! Понимаешь, о чем я? Сомневаюсь, потому что ты — жуткий тупица. И я вовсе не жажду быть спасенной таким болваном!

— А?

Натурально, Соске не мог поверить ни ушам, ни глазам.

Канаме каким-то поразительным образом превратилась из напуганной и загнанной девочки в уверенного, властного и не терпящего возражений вице-председателя ученического совета.

— Мне противно смотреть, как ты выпендриваешься и выдумываешь разную ерунду, вроде: «Неважно, если я умру». А обо мне ты подумал, а?! Это просто бесстыдный эгоизм с твоей стороны. Не притворяйся героем, понял? Ты просто тешишь самолюбие, загоняя меня в ловушку из своих добрых намерений! Думаешь, умереть ради меня — это круто?! Да это ни капельки не круто, это — полный идиотизм!!!

Прежде, чем жертвовать собой ради кого-то, потрудись сначала осознать ценность своей собственной жизни. Иначе такая жертва ничего не будет стоить! Ты ведь уже поставил на себе крест, так?! Но ведь если бы ты побольше ценил себя, ты бы не сдался так быстро! Так попытайся же еще разок! Подумай своей головой. Забудь на минуту о дурацких приказах, заданиях и долге, и ответь: ради кого ты меня защищал? И если ты скажешь — ради меня, я тебе башку оторву!