Валерий Хайрюзов - Отцовский штурвал (сборник)

– Осенью дом сдавать будут, пообещали…

Зинаиду Мироновну мой ответ чем-то удовлетворил, она успокоилась, коротко вздохнула:

– Плохо сейчас с квартирами. Строят, строят, а все не хватает. Сейчас каждый хочет жить отдельно. Это раньше было, где родители, там и дети.

Хозяйка вопросительно посмотрела на Добрецова. Еще не определив, с какой целью он здесь, она не знала, как вести себя дальше. Лешка понял ее, важно сдвинул брови:

– Я командир Степана. Вот пришел посмотреть, как он тут у вас устроился.

– Смотрите! – Хозяйка глазами поманила меня на кухню, но не остановилась, прошла к себе в комнату.

– Зинаида Мироновна, мы будем платить больше. Нам только до лета протянуть. Вы сами понимаете, ребятишки уже ходят в школу…

– Да погоди ты, куда торопишься! – остановила меня Мироновна и, понизив голос, доверительно зашептала: – Тут Валентина приходила, у нее сегодня день рождения. Приглашала тебя. Хочет с тобой насчет квартиры поговорить. И товарища можешь с собой взять.

Она хотела сказать что-то еще, даже открыла рот, но все-таки пересилила себя, торопливо прикрыла рот рукой, затем, что-то вспомнив, рысью побежала к шкафу.

– Вот дура старая, совсем без памяти. Ну, прямо как вышибло, – выругала себя.

Шкаф был обклеен дубом, кое-где фанера вспучилась, точно волдыри на коже. По всей вероятности, он был ровесником своей хозяйки. Зинаида Мироновна достала коробку с игрушечной машиной, стала совать мне:

– Валентина Косте купила. Сама-то постеснялась, попросила меня. Бери, бери, от дареного не отказываются.

Хозяйка сунула мне коробку, лицо ее расплылось в улыбке.

– Зачем она тебя звала? – спросил Костя, едва я вошел в комнату. – Что, опять гонит?

– В гости приглашала. У Валентины день рождения.

Лешка, который скучал в углу комнаты, тотчас же оживился, прицелился в меня глазом, подковкой изогнул бровь:

– О, это уже интересно.

– Так мы же к управдому собрались.

– Завтра с утра пойдем. Как говорят, утро вечера мудренее, – засмеялся он. – Племянница молодая?

– Что-то около тридцати, – рассеянно сказал я.

«Какой тут день рождения, когда живешь как на вокзале – не знаешь, где будешь ночевать завтра». Мне не хотелось идти к управдому, не хотелось унижаться перед ним. Ожогин – мужик вредный, уговорить его – пуд соли съесть.

Костя рассмотрел машину, покрутил колесо, глянул в кабину, затем ссыпал с подоконника в нее изогнутые гвозди, их он берег для ремонта заброшенной будки, которая находилась недалеко от хозяйской кладовки.

В комнату вновь заглянула Зинаида Мироновна. Она уже успела переодеться, причесаться, синяя шерстяная кофта плотно облегала тело.

– Я уже собралась, – сообщила она. – Ребятишки пусть ко мне идут, телевизор посмотрят.

– Мы сейчас подойдем, – сказал Лешка. – Пусть племянница готовится.

– Ой, я побегу, – засуетилась хозяйка. – Мне Валентине помочь надо.

Картошка тем временем поспела. Вера слила воду, высыпала в глубокую тарелку. Я достал омуля, почистил его, нарезал крупными кусками.

– Давай парочку с собой возьмем, – предложил Лешка, – неудобно идти пустыми.

Я выбрал несколько штук, самых крупных. Добрецов аккуратно завернул их в газету, отложил в сторону, затем достал из кармана расческу, долго взбивал свои светлые прямые волосы.

– Готов, – сказал он, щелчком загоняя расческу обратно в карман. – Могу еще за жениха сойти.

Мироновна была одна, она доставала из темного полированного буфета хрустальные рюмки, протирала их, выставляла на стол – они слабо позвякивали. Добрецов заглянул в комнату.

– Валя в магазин побежала, должна скоро вернуться, – поймав его взгляд, сказала Мироновна. – Вы пока присаживайтесь, слушайте музыку. Я эту холеру включать не умею. – Она показала глазами на магнитофон.

Леша подал хозяйке омуля, прошел в комнату, сел в кресло рядом с магнитофоном, огляделся. В углу поблескивало пианино, стену напротив закрывал красивый ковер, слабый свет торшера делал комнату теплой и уютной.

– Сразу видно человека со вкусом, – громко сказал он.

– Уж чего не отнимешь, того не отнимешь, – просияла Мироновна. Она смахнула тряпкой невидимую пыль с буфета, затем достала из тумбочки альбом с фотографиями, протянула Добрецову.

Альбом был тяжелый, в бархатной обложке. Лешка осторожно взял его, но посмотреть не успел. В комнату быстро вошла Валя, приветливо поздоровалась, сняла платок, подула на пальцы, отогревая руки.

Лешка бросился помогать, на лице появилась жениховская улыбка.

– Что вы, сидите, сидите, – пыталась остановить его Валентина, но Лешка все-таки помог ей раздеться, повесил пальто на крючок.

Она подошла к зеркалу, поправила прическу, волосы у нее были покрыты лаком, видно было, она только что из парикмахерской.

– Тетя Зина, я там консервы рыбные принесла, достань из сумки.

– Ты где их брала, в гастрономе? – полюбопытствовала Мироновна.

– Нет, мне знакомая оставила.

– А-а, вон что, а ребята здесь омуль принесли. Малосольный.

– Ой, как я его люблю! – воскликнула Валентина.

– Так мы вам привезем. Вы только скажите, – заворковал Добрецов, обшаривая племянницу глазами.

– Все, ловлю на слове! – засмеялась Валентина. – Степан, привези мне омуля. Ну что ж, давайте за стол, – скомандовала она, подхватила, усадила меня за стол рядом с собой. Под тонким платьем угадывалось крепкое сильное тело. Я даже взмок от ее прикосновения, горячей волной в голову ударила кровь.

– Вы чего ребятишек не взяли? – спросила она.

– Им еще уроки делать надо.

– Я и отмечать-то не хотела, да потом думаю, как не отметить, решила среди своих. Должна была подружка прийти, да не идет что-то.

Зинаида Мироновна примостилась сбоку, но уже через минуту выскочила на кухню, опрокинула там железную кружку, испуганно оглянулась на племянницу. Разливал водку Лешка. Получилось у него здорово – всем поровну.

Некоторое время каждый молча смотрел на свою рюмку, затем Валентина решительно поднялась.

– Помирать, так с музыкой.

Водка обожгла горло, Мироновна предусмотрительно пододвинула тарелку с огурцами.

– Сейчас другая жизнь пошла, – между тем говорила Валентина. – Мало кто хочет жить в таких домах. То ли дело, пришел с работы, отвернул кран: тут тебе и горячая вода, и холодная, дрова рубить не надо. А если ребятишки маленькие?

– Детей сейчас помногу не имеют, – сказал Лешка. – Больше всего один, два.

– Раньше по шесть и даже по восемь человек семьи были, и ничего, вырастали, – сказал я.

– Так то раньше, – поблескивая водянистыми глазами, вмешалась в разговор Мироновна. – Что есть – на печи слопают, а сейчас ничем не удивишь. Купишь им одно, другое – повертят, сломают и выбросят. А кто вырастает? – продолжила она. – Вон у Раи Колотовой чем не воспитание! Отец – инженер, она – врач, а сын в кого такой? Первый раз машину угнал, второй раз в магазин залез. Чего бы, казалось, не хватало – сыты, обуты, одеты. Сейчас живи да радуйся, не то что мы.