Касым Кайсенов - Партизанской тропой

— Побудь здесь, — сказал я проводнику, когда мы остановились в двух кварталах от комендатуры. — Никуда не отлучайся и будь наготове.

Пока шел к комендатуре, мысленно прикинул, как может сложиться эта важная операция. Свой «документ» я вынул из-за голенища и переложил в нагрудный карман френча. Действительно, как и говорил Павло, у комендатуры людей мало. У крыльца трое каких-то гражданских и с ними один полицейский с винтовкой. Кажется, он привел к коменданту арестованных.

Да, это арестованные. Они окидывают меня враждебным взглядом, — ведь на мне ненавистная им форма оккупанта. Люди измождены, со следами побоев на лицах, одежда их порвана. Из комендатуры в сопровождении двух полицаев выходит человек. Он еле передвигает ноги, лицо окровавлено. Полицаи грубо подталкивают его с крыльца. Видно, этот человек был «на приеме» у коменданта. Нечего сказать — «теплый прием».

Я оглянулся. Улица пустынна, и мне захотелось немедленно расправиться с полицаями. Рука невольно потянулась к внутреннему карману френча. Там у меня бесшумный пистолет.

Перестрелять палачей — дело нескольких секунд. Но нельзя. Не затем я послан сюда. Пересиливаю свое волнение и вхожу в приемную коменданта. Секретарь коменданта торопливо копается в ящике стола, что-то ищет. На массивной двери — вывеска. За дверью — комендант, которого я должен сегодня во что бы то ни стало «снять с работы».

— Можно пройти к коменданту? — спрашиваю я по-русски.

— Входите. Пан комендант один.

«Пан один, — пронеслось у меня в голове. — Хорошо. Но что же делать с секретарем? Ведь он, наверное, думает, что понадобится коменданту как переводчик и поэтому идет за мной». Быстро принимаю решение.

— Я прибыл по особому заданию, — решительно говорю я, — немецкий язык знаю хорошо, и вы мне не понадобитесь. Оставайтесь здесь и никого не пускайте. Я должен вручить пану коменданту важный пакет.

Вхожу в кабинет. Толстый рыжий немец встречает меня недовольным взглядом. Я вытянулся, щелкнул каблуками и выбросил, как это делали немецкие солдаты, правую руку вперед. Комендант пробормотал что-то себе под нос.

Нельзя было терять ни секунды. Вместо ответа я опускаю правую руку в нагрудный карман. Немец, видимо, решив, что я полез за документами, молча уставился на меня. Я вынимаю пистолет и стреляю в упор. Комендант валится на сторону без звука. Его залитая кровью голова падает на подлокотник мягкого кресла.

Готов!

Вспоминаю, что надо взять со стола документы. Механически хватаю какие-то списки, чистые бланки и прячу за широкие голенища своих сапог. Спохватываюсь и выкладываю на стол приговор суда народных мстителей о расстреле палача-коменданта.

Кто-то входит с улицы в приемную. Вскрывать сейф нет времени. Стараюсь успокоиться. Тщательно прячу бумаги, пистолет, только что снятый мною с пояса коменданта.

В приемной полицай о чем-то невозмутимо беседует с секретарем. Увидав меня, он вскакивает, щелкает каблуками и вытягивается. Плотно прикрываю за собой дверь.

— Пан комендант сейчас занят. Никого к нему не пускайте, — с наигранным спокойствием и твердостью говорю я и решительно выхожу из комендатуры.

Но на улице спокойствие покидает меня. Нестерпимо хочется бежать скорее к коням, прыгнуть в седло и быстрее скрыться. Еле сдерживаю себя и иду шагом. Малейшая неосторожность может погубить меня. Кажется, пока никто ничего не знает. Скорее бы добраться до коня! Рука в кармане крепко сжимает рукоятку пистолета. Надо быть готовым к любому неожиданному повороту дела. Оглядываюсь назад: все спокойно. Убыстряю шаг. Увидав коней, не выдерживаю и почти бегу. Выхватываю повод у мальчика и стремительно вскакиваю в седло.

— Ну, Коля, поехали! Капут коменданту от партизан!

Мальчик широко раскрывает глаза, бледнеет. Потом вскрикивает, хлещет коня и устремляется за мной.

Мы скачем по улице. Кони идут голова в голову. Из окон нас провожают любопытные тревожные взгляды. Скачем дальше.

За спиной послышались далекие беспорядочные выстрелы. Через минуту стрельба усилилась: полиция подымает тревогу. За селением резко поворачиваем вправо и мчимся по садам, чтобы запутать следы. Оглядываюсь назад: мой спутник изо всех сил старается не отстать от меня.

Вскоре за нами увязалась погоня. Местность ровная, и враги быстро приближаются. До леса еще далеко. Я сворачиваю к холмам и скачу по бездорожью. Только так есть надежда уйти от преследования. Мой проводник что-то отстает. Сдерживаю коня и поджидаю его. Погоня приближается, над нами свистят пули. Вот мальчик поравнялся со мной.

— Я ранен! — крикнул он. — Не оставляйте меня.

Из руки мальчика течет кровь. На глазах у него слезы, он сильно испуган. Ранена и его лошадь. Подъезжаю к нему вплотную и приказываю:

— Пересаживайся ко мне. Быстро!

Мальчик кошкой прыгает на круп моего коня. Я подхватываю и сажаю его впереди себя на седло. Он цепляется за гриву и роняет голову на шею коня. Мысленно благодарю старосту: хорошую лошадь дал он мне: она легко несет двоих. Лес близок. Мы, кажется, уходим от погони. Вот и опушка, кустарник. Наши преследователи застряли в болоте и потеряли нас из виду.

В чаще леса мы остановились. Я перевязал мальчику руку. То ли от того, что вражеская пуля обожгла юное тело, то ли от того, что мальчик впервые в жизни попал в такой серьезный переплет, он изменился, повзрослел буквально на моих глазах: лицо посуровело, губы крепко сжались, в глазах — огонь.

— Как хорошо, что вы партизан! — взволнованно говорит юноша.

Лицо его вдруг омрачается, и он с тревогой спрашивает:

— А вы возьмете меня с собой? Я тоже хочу быть партизаном. Примут меня?

— Примут, Коля, примут, — с улыбкой говорю я. — Ты теперь настоящий партизан! Ведь это с твоей помощью я сумел выполнить такое серьезное задание.

Мальчик молча берет здоровой рукой коня за повод и идет вслед за мною дальше в лес.

Отряд народных мстителей пополнился еще одним храбрым партизаном.

Далеко фронт, где-то далеко советские войска громят фашистов, наступают, освобождают город за городом. А мы забрались в дремучие леса и отсюда всеми силами стараемся помочь своей родной армии. Уходят в темень ночей диверсионные группы, минируют шоссейные дороги, устраивают засады, взрывают мосты, жгут склады с горючим и боеприпасами. Каждая хорошая весть с той стороны фронта радует и воодушевляет партизан, и они дерутся с оккупантами особенно яростно. Но очень плохо, когда вести приходят неутешительные, а еще хуже, когда нет никаких вестей.

В бедственном положении оказались мы весной 1943 года. Партизанская радиостанция вышла из строя. Из приднепровских сел к нам в Понятовские леса часто наведывались связные. Доложив об обстановке, они тут же требовали известий из Москвы. Сводки Совинформбюро, листовки, газеты получали они от партизан и, довольные, отправлялись домой. Но одно время, потеряв связь, мы долго не могли ничего дать связным, ничем не радовали подпольщиков.