Михаил Ляшенко - Из Питера в Питер. Повесть

И он исчез, хотя Круки умоляли его остаться.

Они довольно долго стояли перед притихшим зданием, чувствуя себя в глупейшем положении… Смит не выдержал, что-то пробормотал и ушел. Но тут же на минуту вернулся и заявил, что не намерен унижаться, а, напротив, намерен засесть в ближайшем кафе и напиться так, как никогда в жизни не напивался. Когда Круки будут готовы взломать двери, он, Смит, будет к их услугам, не раньше. Валерий Митрофанович метался перед дверью, объясняя, что там внутри все его имущество…

- Неужели они его реквизируют? - спрашивал он миссис Крук.

Тут на балконе появился Аркашка и скомандовал:

- Отойти от двери!

Круки и Валерий Митрофанович послушно отскочили в сторону, а Ростик, на всякий случай, спрятался под балконом.

Тогда двери на секунду открылись, и вышла Катя. Она была тоже не в скаутской форме, а в том стареньком питерском черном платье с кружевным воротничком, которое так когда-то любила. На ногах у нее, как с некоторым облегчением отметила миссис Крук, были все-таки хоть шлепанцы. Катя торопливо сказала:

- Я только на минутку. Меня не хотели выпустить, и может, правильно. Все-таки я надеюсь… Это так ужасно, миссис Крук! Все знают, что вы хотите сделать из нас американских шпионов. Не пустите нас домой…

Впервые в жизни миссис Крук не нашлась, что сказать. Она сердито оглянулась на мужа.

- Это неправда! - громко запротестовал он.

- Извините, мистер Крук, - тихо сказала Катя. - Вам больше не верят.

Круки переглянулись.

- Как! - вспыхнула миссис Крук. - И вы против нас?

С тоскливой жалостью Катя всматривалась в их лица.

- Я не знаю. Вы очень добры, всем верите, я люблю вас за это… А если вас обманывают?

- Да, мы были слишком добры! - гневно сказала миссис Крук. - Слишком! С вами так нельзя. Что ж, мы прикажем выломать дверь. И отведем вас на корабль силой. Если вы дошли до такой низости, что не цените всего, что для вас делается…

- Не надо так, миссис Крук, - выпрямилась Катя, опуская глаза. - Мы не хотим в Америку. Мы ничего от вас не хотим. Не только вашей одежды, но и вашей еды… Мы объявили голодовку до тех пор, пока нас не отправят домой…

- Вы не хотите нашей любви, Катя? - задыхаясь, проговорил мистер Крук. - Разве мы не любим вас всех, даже… - Он невольно взглянул на Ростика. - И мы хотим отвезти вас домой…

Катя взглянула на него, молча покачала головой и пошла ко входу в забаррикадированную школу все быстрее… Дверь на мгновение приоткрылась и снова захлопнулась.

Учителей ребята предупредили, что не пустят в здание, чтобы не пало подозрение, будто в бунте участвуют взрослые. Ночь ученики провели в школе, а Круки и учителя в гостинице.

Наутро на здании школы появился лозунг: «Даешь домой! И никаких гвоздей!» В школе было сколько угодно чернил, но написанный кровью призыв выглядел куда сильнее.

Процедуру эту предложил Аркашка, и, хотя Ларька насмешливо скалил зубы, Аркашку горячо поддержали. Решили сначала осторожно, карандашом, нанести контуры букв на простыню, а потом наполнять своей кровью каждую букву. От желающих не было отбоя. Пришлось по нескольку раз наполнять буквы кровью…

Ребята были уверены, что Круки потрясены. Но Круки считали, что лозунг написан обыкновенными красными чернилами, и миссис Крук возмущалась, что испорчена хорошая простыня.

Иногда в открытом окне школы показывался шланг, который держали несколько рук. Вверх взлетала и падала серебристая струя, отчего пыль на тротуаре темнела и взбухала, как тесто. Этот шланг в мирные дни использовали, чтобы поливать школьный сад. Ларька велел втащить его в здание и буркнул:

- На случай обороны…

Энтузиасты осваивали шланг, стараясь все же не слишком щедро поливать прохожих.

Капитану «Асакадзе-мару» было сообщено о непредвиденных обстоятельствах. Он потребовал выплаты компенсации: выход судна в море задерживался не по его вине. Мистер Крук, и без того осунувшийся за сутки, побледнел, понимая, что, если «Асакадзе-мару» не уйдет в течение двух-трех дней, он останется без гроша. Все попытки как-то договориться с ребятами, хотя бы вступить с ними в переговоры, оканчивались ничем. К тому же они продолжали голодовку и, наверно, от этого становились все сердитее.

Мистер Крук строго-настрого предупредил Смита и Валерия Митрофановича, чтобы они не втянули в конфликт японцев или белых; запрещено было давать какие-нибудь сведения местным газетчикам.

Самое неприятное объяснение пришлось выдержать со Смитом. Он не принимал упреков, что все неприятности возникли из-за его нелепой затеи; нелепостью он, наоборот, считал поведение Круков.

- Вот ваша книга, - сунула ему миссис Крук томик Киплинга. - Она отвратительна. И чем талантливее, тем отвратительней. Воспевать мальчишку за то, что он предает свою родину, свой народ, - это же гнусно!

- А если народ сбился с дороги? - пожал плечами Смит. - Вы же видите, что происходит в России! Народ, как стадо, шарахнулся с пути. Истина в том, чтобы помочь ему вернуться в семью цивилизованных наций.

Джеральд Крук поморщился:

- Майкл, вам не нравится русская революция. А русским она нравится.

- Не уверен.

- Не уверены? - Крук вытаращил добрые глаза. - Тогда объясните, пожалуйста, почему эти несчастные ребята так рвутся домой? Почему не хотят отправиться в путешествие? Почему не доверяют нам? - И, не слушая сбивчивых возражений Смита, пророкотал, как труба: - Все вышло из-за вас, Смит. Извольте это исправить.

Смит ничего не собирался исправлять, но знал, что у Ростика остались в школе дружки… Попытались установить с ними связь. Из этого тоже ничего не вышло. Ларька не спускал глаз с дружков Ростика…

Школа выглядела все суровее. Никто не выходил на балкон. Окна были закрыты. Голоса ребят не слышались. Может, они ослабели от голода? Лишь к вечеру второго дня Круки, дежурившие у здания почти бессменно, услышали знакомую им песню про «Варяга», который не сдается, даже погибая… Им показалось, что они различают голоса.

- Слышишь? Катя! - встрепенулась миссис Крук.

- И Аркашка! - подхватил мистер Крук.

- Очень мрачно поют…

- Еще бы! Вторые сутки не ели…

Им так хотелось увидеть ребят, что они подошли к двери и осторожно не то постучались, не то поскреблись… За дверью шевелились, но не отвечали.

- Пустите нас, пожалуйста, - попросил мистер Крук, прижимая ладонь к толстой груди. - Мы вам ничего не сделаем. Мы только хотим на вас посмотреть…

- И кончайте эти фокусы с голодовкой! - потребовала миссис Крук. - Если кто-нибудь заболеет, я не стану лечить, так и знайте!

- Позвольте нам войти, - умолял глухим басом мистер Крук. - Мы только взглянем на вас и сейчас же уйдем…

- Нельзя, - строго прозвучал из-за двери голос Гусинского. - Теперь не о чем говорить…