Джозеф Киплинг - Человек, который решил стать королем

Но на людях Дрэвот всегда относился ко мне уважительно. Вообще, меня с войском боялись, а Дэна любили. Он был закадычным другом жрецам и вождям, но к нему кто угодно мог прийти с жалобой, и Дрэвот его по-настоящему выслушивал, а потом призывал четырёх жрецов и говорил, что нужно сделать. Когда нужно было утихомирить какую-то деревушку, он обычно призывал Билли Фиша из Башкая, Пикки Кергана из Шу и одного старого вождя, которого мы прозвали «Кафузалим» [49] Ссылка на песню о «Кафузалим, шлюхе иерусалимской». (его и по-настоящему звали как-то похоже), и держал с ними совет. Это был его Военный совет, а четыре жреца — из Башкая, Шу, Хавака и Мадоры — это был его Тайный совет. Помимо всего прочего, они меня послали в Горбанд [50] Долина на север от Кабула. с сорока людьми и двадцатью ружьями, и ещё шестьдесят человек несли корзины с бирюзой; я должен был купить у одного из гератских полков (а гератцы за бирюзу вам зубы изо рта продадут) самодельные винтовки «мартини», которые делали в кабульских мастерских эмира.

Я просидел в Горбанде месяц, «подмазал» местного губернатора самыми сливками с моих корзин, подкупил полковника, и тихо-мирно обделав дело с ними и их соплеменниками, получил больше ста кустарных «мартини», сотню добрых кохатских [51] Кохат — город в Северо-Западной пограничной провинции Британской Индии. джезайлей [52] Длинноствольное дльнобойное афганское ружьё с коротким изогнутым прикладом. , которые бьют на шестьсот ярдов, и сорок нош совсем никудышных припасов к винтовкам. Вернувшись, я всё это распределил между людьми, которых вожди мне прислали на выучку. У Дрэвота на это не было времени, но мне помогало старое войско, которое мы организовали в самом начале, и в результате у нас стало пятьсот людей, обученных строю, и двести человек, способных нормально держать ружьё. Для них даже эти кустарные нарезные самоделки были настоящим чудом. Дело уже шло к зиме, и Дрэвот, расхаживая туда-сюда по сосновой роще, всё твердил о пороховых мастерских и о фабриках.

— Я стану создавать не нацию, — говорил он. — Я создам Империю! Это тебе не какие-нибудь черномазые [53] Имеются в виду темнокожие народы юга Индии. — это англичане! Посмотри на их глаза, посмотри на их губы. Посмотри, какая у них осанка. У себя дома они сидят на стульях. Это те самые потерянные колена или что-то такое, и они уже созрели, чтобы стать англичанами. Весной, если только жрецы не испугаются, я проведу перепись. Их тут добрых два миллиона, в этих горах. Деревни прямо кишат детворой. Два миллиона человек, двести пятьдесят тысяч бойцов, — и все англичане! Им нужны только винтовки и немного выучки. Двести пятьдесят тысяч человек, готовых ударить России в правый фланг, когда она пойдёт на Индию! Пичи, дружище, — сказал он, сунув в рот большущий клок бороды, — мы станем Императорами — Императорами всего мира! Раджа Брук перед нами будет просто мальчуган. Я буду вести дела с Вице-королём [54] Вице-губернатор Британской Индии. на равной ноге. Попрошу его прислать мне дюжину отборных англичан — двенадцать человек, которых я знаю лично — чтобы помогли нам управлять. Во-первых, это Макрей, отставной сержант из Сигáули — он не раз меня славно накормил, а его жена дала пару штанов. Потом Донкин, тюремный надзиратель из Таунг у , — да я бы на сотни людей наложил свою руку, будь я в Индии! Вице-король мне не откажет; весной я отправлю посланца за этими людьми, и напишу в Великую Ложу, чтобы узаконить всё что я сделал как Великий Мастер. Всё это — и ещё все те «снайдеры» [55] Казённозарядные винтовки системы Снайдера. , которые списали, когда туземные войска перешли на «мартини». Сильно изношенные, но для войны в этих горах сойдут. Двенадцать англичан, сто тысяч «снайдеров» понемножку протащить через земли эмира — двадцать тысяч в год меня устроит, — и мы станем Империей. Когда всё будет в ажуре, я вручу корону — вот эту, что сейчас на мне, — опустившись на колени, я вручу её королеве Виктории, и она скажет: «Поднимитесь, сэр Дэниел Дрэвот!». О, это великое дело! Великое дело, понимаешь? Но сколько же ещё нужно всего сделать — в Башкае, в Хаваке, в Шу и во всех других местах.

— О чём это ты? — спросил я. — Этой осенью муштровать уже никого не придётся. Посмотри на эти здоровенные чёрные тучи. Они несут снег.

— Не о том речь, — сказал Дэниел, тяжело опустив руку мне на плечо. — Не хочу тебя обидеть, ведь ты один на всём белом свете пошёл за мной и помог мне стать тем, кем я стал. Ты первостатейный главнокомандующий, и народ тебя знает, — но эта страна велика, Пичи, и как ни крути, ты мне не помощник в том, что мне нужно.

— Ну и проваливай к своим треклятым жрецам! — сказал я, тут же пожалев о своих словах — просто мне стало жутко обидно, что Дэн так свысока со мной говорит после того, как я всех вымуштровал этих людей и вообще делал всё, что он велел.

— Давай не будем ссориться, Пичи, — ответил Дэниел без единого бранного слова. — Ты тоже король, и половина этого королевства твоя — но неужели ты не видишь, что нам нужны люди потолковее нас, трое или четверо, которых мы бы разослали своими наместниками. Эта страна велика и обширна, и я не могу всё время объяснять, что нужно делать, и у меня не хватает времени на всё, что я задумал, а зима уже на носу, и всё такое, — и он запихал себе в рот чуть ли не половину бороды, которая горела огнём как золото его короны.

— Прости, Дэниел, — сказал я. — Я делал всё что мог. Муштровал людей, учил их правильно скирдовать овёс, раздобыл в Горбанде эти жестянки, — и я понял, к чему ты клонишь. Наверное, королям всегда тяжело в этом смысле.

— И вот ещё какое дело, — сказал Дрэвот, расхаживая туда-сюда. — Идёт зима, и с этими людьми у нас не будет много хлопот, а если и будет, то всё равно нам отсюда никуда не уйти. В общем, я хочу взять жену.

— Ради всего святого, оставь женщин в покое! — сказал я. — Мы оба делаем всё что можем, пусть я и в самом деле дурак. Не забывай об уговоре и держись от женщин подальше.

— Уговор действовал до того времени, пока мы не станем королями, а мы уже сколько месяцев как короли, — сказал Дрэвот, подбрасывая корону в руке. — Заведи и ты себе жену, Пичи — крепкую миловидную толстушку, чтобы было кому согревать тебя зимой. Здешние девушки будут покрасивее английских, а мы можем выбрать себе самых лучших. Поскоблить пару раз с кипятком, и они станут розовые что твои молочные поросята.

— Не искушай меня! — сказал я. — Я не намерен связываться с женщинами, — во всяком случае, пока мы как следует здесь не обоснуемся. Я всё это время работал за двоих, а ты, может, и за троих. Давай дадим себе передышку, раздобудем в афганских краях табачок получше, найдём добрую выпивку — но только никаких женщин!