Иштван Декан - Пути-дороги

Впереди нас шел молодой грузин, бежавший из плена. Он все время пытался заговорить с нами, но мы неохотно отвечали ему. Каким-то образом он все же узнал, что я венгр, и однажды шепнул что-то одному из охранников на ухо. Позже я понял, что именно он ему сказал.

Вскоре был объявлен небольшой привал. Колонну остановили, и мы расселись вдоль кювета. Передо мной остановился молодой охранник, с которым шептался грузин, и начал внимательно разглядывать мои хромовые сапоги. Удовлетворенный своим осмотром, он сказал:

— Эй, венгр, снимай свои сапоги, поменяемся!

Я, покачав головой, улыбнулся молодому охраннику:

— Я не собираюсь меняться.

Солдат удивился, но грузин громко посоветовал ему:

— Да забери ты их у него!

Охранник, чтобы поддержать свой авторитет, начал настаивать, на что я спокойно ответил ему:

— А знаешь ли ты, что эти сапоги мне выдали в той самой армии, в которой тебе выдали ботинки. Видимо, командование решило, что мне нужно ходить в сапогах, а тебе — в ботинках. Командование знает, что оно делает, так что ходи уж ты в своих ботинках.

В это время командир дал знак двигаться дальше. Мы построились и пошли, и обмен так и не состоялся. Мой партизанский коллега слышал разговор с охранником, но промолчал, а чуть позже сказал охраннику:

— Товарищ солдат, а знаете ли вы, что хотели сделать? Вы знаете, у кого хотели отобрать сапоги?

— У кого? — испуганно спросил охранник.

— Он партизан! Командир группы парашютистов!

— Не может быть! — удивился охранник и с тех пор стал смотреть на меня совсем другими глазами.

В Надьбанье мы догнали штабное начальство. Дойдя до окраины города, остановились на отдых. Вдруг откуда-то появился русский майор.

— Кто из вас говорит по-румынски? — громко спросил он. — Нам нужен переводчик.

Я подумал, что еще никогда не выступал в роли румынского переводчика, но назвал себя. Майор жестом подозвал меня. Я не сомневался, что справлюсь: во-первых, за два месяца скитания по горам я выучил сотни три румынских слов, а во-вторых, в этом районе все румыны превосходно говорили по-венгерски.

Майор привел меня в красивую виллу, в прихожей которой нас ожидал высокий худощавый румын в гражданской одежде с повязкой на рукаву.

— Это судья, — объяснил мне майор. — Скажи ему, что он должен немедленно расположить на постой товарища полковника. И мне тоже нужна квартира. А еще пусть подыщет помещение, где можно расположить задержанных. Да пусть побеспокоится о продуктах для шестидесяти человек.

— Знаете венгерский?! — рявкнул я на судью.

Он так перепугался, что чуть не упал.

— Да, конечно, — пробормотал он.

— Тогда слушайте меня внимательно… — И я на чистейшем венгерском языке передал ему указания майора.

После этого мы с майором отправились на поиски жилья для полковника. Вилл здесь было много, большинство из них пустовало, так как их владельцы сбежали, хотя были и такие, кто остался. Мы подыскали неплохую виллу для полковника Махонина. И здесь мой венгерский пригодился как нельзя более кстати.

— Скажи хозяйке, — повернулся ко мне майор, — чтобы она нагрела воды для купания ребенка.

Хозяйка выслушала это распоряжение, и глаза ее от удивления широко раскрылись, но тут в дом вошла молодая русская женщина с полугодовалым младенцем на руках. Вслед за ней вошел ординарец с вещами. Оказалось, что эта женщина — жена полковника.

— Ну теперь поищем место и для себя, — сказал мне майор.

Я не обратил внимания на множественное число, так как считал, что меня это нисколько не касается.

Спустя несколько минут мы позвонили у ворот красивой, построенной в современном стиле виллы. Хозяевами дома оказалась молодая супружеская пара. Муж, мужчина лет тридцати пяти, работал здесь врачом. Жена его, хрупкая красивая женщина, была венгеркой по национальности. Открывая нам двери, она чуть заметно дрожала.

Мне пришлось снова демонстрировать свое «знание» румынского языка.

— Скажи хозяйке, что нам нужна комната дня на два.

— Вы венгр? — тихо спросила меня женщина, удивленная тем, что я заговорил с ней по-венгерски. Удивилась, но отнюдь не обрадовалась. Я же побаивался разоблачить себя перед майором: ведь говорил-то я по-венгерски, а не по-румынски. Хозяйка предоставила в наше распоряжение просторную красивую комнату с отдельным входом.

Майор кивнул в знак согласия, и мы остались в комнате. Прежде чем уйти, хозяйка просила меня не стесняться и позвать ее, если нам что-нибудь понадобится.

В комнате, в которой мы расположились, стояли большой красивый письменный стол, уютное массивное кресло, торшер, канапе, кресла для отдыха, ломберный столик и книжные полки. Пол устилал дорогой ковер, а на стенах висели картины.

Майор опустился в кресло, стоявшее у стола, и предложил мне жестом сесть в другое. Он закурил, угостил меня, а затем, подперев голову руками, спросил:

— А теперь скажи мне откровенно, кто ты такой?

Я невольно улыбнулся, так как и сам не знал, как мне себя представить. Затем, глубоко вздохнув, я коротко поведал ему историю своей жизни.

Начал я, что называется, с Адама и Евы: вспомнил домик отца-железнодорожника, службу в венгерской армии, фронт, плен, партизанскую школу до службы в партизанском отряде. Упомянул я и о том, что сначала воевал в отряде генерала Наумова, а затем коротко рассказал о трагедии нашей десантной группы.

Майор, не перебивая, выслушал, глядя на меня несколько недоверчиво, а потом спросил:

— Кого ты знаешь из Штаба партизанского движения Украины?

Я перечислил несколько имен, начав с генерал-лейтенанта Строкача.

— Где ты получал топографическую карту перед вылетом на операцию?

Я точно назвал этаж и комнату, не забыв указать, что выдала мне карту седоволосая женщина-офицер. И тут майор встал и, по-дружески обняв меня, сказал:

— Все правильно. Будешь жить со мной, работать будем вместе. Где твои родные живут?

Я объяснил, в какой части Задунайского края жил.

— Мы как раз туда и двигаемся, — улыбнулся майор и попросил позвать хозяйку.

Хозяйка не заставила себя ждать. Майор спросил ее, не найдется ли в доме чего-нибудь поесть.

— Я могу подать холодное мясо, масло, молоко, — с готовностью ответила хозяйка.

— Хорошо, — кивнул майор.

Через несколько минут хозяйка снова появилась, неся большой серебряный поднос, на котором стояла еда, покрытая белоснежной салфеткой. На фаянсовых тарелочках лежала холодная свинина с белым хлебом. Майор одним движением руки пододвинул поднос ко мне.

— Я уже обедал, — сказал он. — Ешь, это я для тебя просил.

Хозяйка вышла из комнаты, и только тут я обратил внимание на то, что моя соотечественница даже не подумала подать два прибора, да и еды было приготовлено только на одного человека.