Иштван Декан - Пути-дороги

Он поймал Киев и вел передачу, когда в комнату неожиданно вошел хозяин дома. Увидев, что горит свет, он выключил его, и этого оказалось достаточно, чтобы наш слабенький трансформатор перегорел, и передача прервалась. Мы все страшно разозлились, но делать было нечего, тем более что сами нарушили партизанское правило — не выставили часового к двери комнаты, из которой велась радиопередача.

Хозе решил перемотать трансформатор, но времени для этого у него не было.

Когда радиосвязь с Центром прервалась, Погребенко через уполномоченного по партизанскому движению при штабе 2-го Украинского фронта получил следующую радиограмму:

«Командиру партизанского объединения имени Сталина, действующего в районе Банска-Бистрицы. В двадцати километрах юго-восточнее вас находится партизанская группа Ногради. 15 ноября с ней прервалась радиосвязь. Начните поиски группы Ногради».

Двигались мы преимущественно по ночам, так как фронт был близко и движение стало более интенсивным.

Когда стемнело, мы двинулись к железнодорожной линии. Километра четыре шли по шоссе, а затем были вынуждены спуститься к речушке, которая оказалась настолько широкой и глубокой, что перейти ее вброд было невозможно. Километра четыре шли вдоль реки, пока не увидели узенький мостик, правда с перилами.

Переход через мостик контролировал Бела Пап. Переходили по одному. И вдруг Пап увидел, что движение застопорилось. Оказалось, что посреди мостика остановился молодой словак пулеметчик.

— Почему остановился? — спросил его Пап.

— Так устал, что не могу дальше сделать и шагу.

Пап пригрозил словаку тем, что если тот немедленно не пойдет дальше, то его просто-напросто столкнут в воду. Угроза помогла, и словак перешел мостик.

Однако задержка имела последствия: когда оставшиеся восемь человек перешли на другой берег реки, ночная темень уже поглотила тех, кто прошел до них. Им кричали, свистели, но безрезультатно.

Посовещались. Пожилой венгр и два молодых словака сказали, что решили остаться здесь, поскольку они из этих мест. Так партизаны остались впятером: Бела Пап, Нойман, молодой русский солдат, пулеметчик-словак и пожилой гражданский, тоже словак.

Ночью решили не идти, а вернуться в село, чтобы утром с помощью карты разобраться, куда могла направиться часть группы.

Остановились в крайнем доме и тут же узнали, куда они ушли. Утром двинулись догонять и догнали через три дня под Калиново.

А мы, идя впереди, перешли мостик и пошли по пахоте. Настроение у всех было скверное из-за того, что потеряли своих. Когда подошли к шоссе, по которому густо шли машины, освещая фарами дорогу, Ногради сказал:

— Вижу, ребята, вы сильно устали, а нам сейчас, как никогда, нужно быть внимательными и осторожными. Еще не поздно, если кто передумал, может остаться здесь.

Но таких не нашлось.

Километрах в двух от железнодорожной станции мы натолкнулись на цыганский табор.

Оказалось, что цыгане давно наблюдают за нами и по ошибке приняли нас сначала за полицейских, которых очень боятся, потому что те жестоко обращаются с ними.

Они угощали нас, но мы отказались, видя, что им и самим мало.

Цыгане были плохо одеты, все худые. И все же они каждому из нас сунули по куску хлеба и сала. Вожак табора дал нам провожатого, который объяснил нам, куда идти, где можно укрыться, где можно найти соседний цыганский табор — там нам тоже помогут.

Мы приблизились к железной дороге, по которой шло оживленное движение. Станция была хорошо освещена. Недалеко было и до моста. Быстро перебежав через полотно дороги, мы бросились вверх по тропке в кусты.

К утру вышли к узкой полоске леса. Остановились передохнуть, а застряли на весь день, так как по шоссе беспрерывно шли машины, а в поле работали крестьяне. Мы лежали в снегу и не шевелились.

Дальше к югу пошли только вечером. Шли всю ночь. Идти было очень трудно всем, даже мне, привыкшей к большим переходам.

Однако я взяла себя в руки и шла. В полночь у меня начались галлюцинации; мне несколько раз казалось, что я вижу село. Я убыстряла шаги, но впереди был только грязный снег. Когда же я окончательно выбилась из сил, действительно показалось большое село. Мы находились недалеко от Калиново.

Мы постучались в крайний дом, попросили провести нас к сельскому судье. Тот подтвердил сведения, которые принесли наши разведчики: в радиусе пятнадцати километров гитлеровцев не было.

Судья устроил нас на постой в большой дом, приказал зарезать барашка и открыть продлавку, чтобы мы могли купить еды. Правда, денег у нас не было, но Лапшов вместо денег выдал справку, поставив на ней печать. Я не удержалась и взяла себе женские чулки. Их я в сумке донесла до Дебрецена, а потом подарила Тане.

Оказавшись в доме, указанном нам судьей, мы застелили пол соломой и, не раздеваясь, легли спать, выставив у дома и у околицы села часовых. Хотя я смертельно устала, уснуть сразу не смогла. Зажгла свечу и начала писать в купленном блокноте. Я писала о том, как жду Пишту и как рада, что скоро окажусь в Венгрии, куда так давно стремилась.

Я заметила, что не спит и Таня. Мы разговорились. Таня думала о своей матери, которую очень любила и которая в свою очередь заботилась о ней и даже не возражала, когда узнала, что Таня уходит в партизаны.

— Знаешь, я себя здесь чувствую очень одинокой, — со вздохом призналась Таня. — Хорошо еще, что Хозе с нами. Я еще ни разу в жизни не влюблялась. Тебе легче: у тебя есть муж.

Утром мы проснулись невыспавшимися, тогда как остальные были веселы и бодры. Более того, они даже посмеялись над нами, особенно Лапшов, который ухаживал за Таней, хотя она и не принимала его ухаживаний.

Судья на следующий день организовал нам починку обуви. Сапожник как-то хитро посмотрел на нас, а затем не без иронии сказал:

— Ну, венгры, теперь вы, наверное, видите, что мы, словаки, не такие уж плохие люди и даже можем быть хорошими друзьями.

Мы начали говорить о яде национализма и классовой борьбе, но сапожник перебил нас словами:

— Прежде мы были плохими, а теперь станем хорошими друзьями.

Хозе тем временем перемотал трансформатор. Мы надеялись, что рация заработает, но для этого нужно было электричество, а его пока не было.

Ногради простудился и чувствовал себя очень плохо. Рахманов и Лапшов нашли в двух километрах от Калиново хорошо обставленный домик лесничего. Было решено, что Ногради, Шандор Куримски, Андраш Тёмпе, Бела Пап, Вечора и Мольнар останутся с ним в долине, а остальные во главе с Лапшовым пойдут к венгерской границе.

Надеясь, что рация заработает, Ногради подготовил такую радиограмму:

«Андрееву и Ракоши. Нахожусь в квадрате… Группа движется на юг. Я заболел и остаюсь здесь на несколько дней. Вместе со мной останутся Тёмпе, Мольнар, Куримски, Пап и Вечора. На территорию Венгрии вступим вместе с группой. Ногради».