Иштван Декан - Пути-дороги

На одном из таких праздников я впервые познал радость успеха и горечь поражения. Лучшее бегуны школ готовились к ответственному соревнованию. Нашу хуторскую школу представлял я. И вот прозвучала команда: «На старт! Бегом, марш!» Мы рванули вперед. Я летел словно птица: ведь я бежал по своему полю. К финишу я пришел первым, и один из учителей, член жюри, тут же сунул мне в руку первую премию — две блестящие монетки по двадцать филлеров.

Но новый учитель закона божьего из дьёрварской школы Карой Чепига Папп, который всего год назад приехал в село, принадлежал к той категории людей, которые не мирятся с поражением даже в мелких делах. Он опротестовал результаты соревнования, утверждая, что его ученик Яни Фюсти споткнулся и поэтому забег нужно повторить. Я смотрел на этого человека, о котором много слышал от своих родителей, с любопытством и уважением, но в то же время с чувством немого протеста.

Это был энергичный, высокого роста, темноволосый молодой человек, с усиками на темном лице и неотразимым взглядом. Он так горячо спорил и доказывал жюри свою правоту, что Геза Баан согласился повторить соревнование, но только для нас двоих: для меня и Янчи Фюсти, занявшего второе место.

И вот мы снова на старте. Босиком, в трусах и майке, я крепко сжимал в потной руке монетки, твердо решив не отдавать их, что бы ни случилось.

По команде Чепиги мы бросились бежать. Меня влекло чувство упрямства, монетки жгли мне ладонь, и я опять прибежал первым!

Чепига подошел ко мне, потрепал по шее и, озаряя меня своей улыбкой, сказал:

— Ну хорошо! Все равно ты тоже будешь моим учеником…

В Дьёрвар Чепига попал год назад. В то время в селе ремонтировали церковь. На деньги, собранные с верующих, а главным образом на средства, завещанные богатым крестьянином-кулаком, имевшим сто хольдов земли, для церкви купили великолепный орган. Слушать это чудо съезжались со всего комитата [2] Административная единица старой Венгрии, равная области. — Прим. ред. .

Звук у органа был бесподобным по красоте. Нажмешь, бывало, клавишу, и церковь заполняют мощные звуки, от которых дрожат цветные витражи на окнах. Не умещаясь в тесном помещении церкви, звуки вырывались на улицу, доносились до другого конца села. Жители гордились своим органом. Да, на такую вещь стоило жертвовать средства! К такому органу найти бы теперь достойного кантора!

Церковная кафедра, как хозяйка приходской римско-католической школы, объявила конкурс на замещение вакантной должности кантора, который одновременно должен был выполнять и обязанности учителя в школе. Приходский священник Мориц, председатель и еще около двадцати членов комиссии из числа самых состоятельных хозяев должны были тайным голосованием избрать достойного кантора.

Кандидатов было больше чем достаточно: сотни учителей в стране не имели работы. Первый шаг их трудовой деятельности обычно начинался с заготовки дюжины заверенных у нотариуса копий диплома, которые они затем рассылали различным комиссиям для участия в конкурсах на замещение возможных вакансий. Место же кантора-учителя пользовалось особой популярностью, так как помимо надела земли ему с каждой семьи ежегодно после уборки урожая полагалась мера пшеницы.

Уже за много месяцев до выборов началась «обработка», а порой и подкуп членов комиссии. Согласно инструкции, полученной сверху, начал свой тур и наш приходский священник. Село наводнили кандидаты в канторы, которые делали все, чтобы склонить на свою сторону как можно больше доброжелателей. Широко велись агитация, подкуп, торговля. Обычно наиболее остро борьба шла между местными и пришлыми кандидатами.

Свое слово в конкурсе имел волостной писарь, а иногда и жандарм. Достаточно было заронить одну крупицу сомнений в политической благонадежности кандидата, вспомнить, скажем, что его отец или кто-либо из родственников сочувствовал идеям революции 1919 года или, скажем, кто-то из них выписывал левую газету, — как претендент незамедлительно исключался из числа кандидатов.

После всех этих событий в Дьёрваре наступил наконец великий день. Кандидатов прибыло множество. И каждого нужно было прослушать, ведь ценность кантора определялась по его голосу и умению играть на органе. Именно поэтому конкурс длился несколько дней.

С раннего утра и до позднего вечера в церкви и вокруг нее толпились и стар и млад. Двери церкви были широко раскрыты, чтобы слышно было всем.

И тут появился мой будущий учитель Чепига. Он сел к органу, откинул назад длинные волнистые черные волосы, пробежал пальцами по клавишам. Своды церкви заполнил его сильный, немного резкий, но необычайно приятный бархатный голос.

— Он станет кантором, вот увидите! — заметил лавочник, отмеряя кому-то тридцать граммов дрожжей.

И он был прав.

Третий и четвертый классы я закончил в Дьёрваре, где школа размещалась в специально построенном для этой цели здании с двумя классными комнатами и двумя квартирами для учителей. Первые и вторые классы занимались в одной комнате у старой сельской учительницы тетушки Бёжи. Учащихся с третьего по шестой класс вел в другом помещении сам Чепига.

Жители Дьёрвара не ошиблись в новом канторе. Чепига действительно оказался очень способным и деятельным человеком. За несколько лет он совершил настоящие чудеса в селе. Он создал драмкружок, в котором охотно занимались взрослые и дети. Организованный им хор за короткий срок стал победителем на соревнованиях в комитате. Слава Дьёрвара вышла за рамки района и разошлась по комитату. Здесь были своя почта, районный врачебный пункт, обслуживавший девять сел, волостное управление, церковный приход. Только жандармское управление располагалось в Вашваре и в соседнем Эгерваре. К нам «петушиные перья», так мы называли жандармов за их головной убор, украшенный перьями, приезжали с длинными, увенчанными штыками винтовками на велосипедах.

В школе я был примерным учеником и по дисциплине и по отличной учебе. Особенно силен я был в чтении и декламации стихов. Этим я был обязан своему первому учителю Гезе Баану. К немалой радости родителей, уже в первый год учебы в Дьёрваре я был удостоен чести прочитать стихи «Встань, мадьяр!» на нашем школьном празднике 15 марта.

Но больше всего я любил в дни больших воскресных богослужений надувать мехи церковного органа. Ведь в то время в нашем селе не было электричества и орган работал за счет сжатого воздуха. Это была очень ответственная и физически нелегкая работа, выполнять которую всегда поручали двум учащимся. Не проходило и двадцати секунд, как стрелка манометра показывала, что давление в камере падает. С помощью ножного насоса снова и снова его нужно было, чередуясь друг с другом, поднимать до нужного уровня.